Роберт МакКаммон - Ночные пластуны

– Я должен был бы остаться, – проговорил Прайс. – Сейчас я должен был бы лежать там, похороненный в грязи на рисовом поле вместе с другими восемью ребятами из моего патруля.

– Ох, – Деннис заморгал. – Извини. Я не хотел…

– Я вернулся домой, – спокойно продолжал Прайс, – по трупам своих друзей. Хочешь знать, каково это, мистер Патрульный?

– Война закончена, – сказал я ему. – И возвращать ее ни к чему.

Прайс сурово улыбнулся, не спуская, впрочем, глаз с Денниса.

– Кое-кто поговаривает, что она закончена. Я говорю, что она вернулась – вернулась с теми, кто побывал там. С такими, как я. Особенно с такими, как я. – Прайс умолк. Под дверью выл ветер, молния на миг осветила ходивший ходуном лес за шоссе – ураган трепал и раскачивал деревья. – Грязь доходила нам до колен, мистер Патрульный, – снова заговорил Прайс. – Мы шли в темноте по рисовому полю, шли действительно осторожно, чтоб не наступать на бамбуковые колья, которые, как мы догадывались, были там натыканы повсюду. Потом раздались первые выстрелы – хлоп, хлоп, хлоп – словно начался фейерверк. Один из «ночных пластунов» выстрелил осветительной ракетой, и мы увидели, что Вьетконг берет нас в кольцо. Мы, мистер Патрульный, зашли прямехонько в пекло. Кто-то крикнул: «Косоглазого высветило!», и мы принялись палить, пытаясь прорвать строй вьетнамцев. Но они были повсюду. Стоило упасть одному, как его место занимали трое других. Рвались гранаты, взлетали осветительные ракеты, кричали раненые. Я получил пулю в бедро, еще одну – в кисть руки и упустил винтовку. Сверху на меня кто-то упал, и у него было только полголовы.

– Э-э… послушайте, – сказал я. – Не обязательно…

– Мне так хочется, друг. – Он быстро посмотрел на меня, потом опять уставился на Денниса. Кажется, когда взгляд этого человека пронзил меня, я съежился от страха. – Мне хочется рассказать все. Вокруг шел бой, люди кричали и умирали, и я чувствовал, как пули, пролетая мимо, задевают за мое обмундирование. Я тоже кричал, я знаю, но то, что неслось из моего рта, больше походило на звериный вой. Я бросился бежать. Спасти свою шкуру можно было только одним способом: наступая на трупы, вгоняя их в жидкую грязь. И, ступая по лицам, я слышал, как некоторые начинали давиться, захлебываться, пускать пузыри. Всех этих ребят я знал, как родных братьев… но в ту минуту они были для меня лишь кусками мяса. Я бежал. Над полем появился вертолет огневой поддержки, чуток пострелял… так я и выбрался. Один. – Прайс нагнулся и придвинул лицо к лицу своего собеседника. – И лучше б тебе поверить, что всякий раз, как я закрываю глаза, я оказываюсь в Наме, на том самом рисовом поле. Лучше б тебе поверить, что те, кого я там бросил, не упокоились с миром. Так что, мистер Патрульный, свои соображения насчет Вьетнама и то, что ты, дескать, за нами «не поспел», держи при себе. А я чтоб этой чуши не слышал! Усек?

Деннис сидел очень тихо. Он не привык, чтобы с ним так говорили, пусть даже ветераны Вьетнама, и я увидел, как по его лицу прошла тень гнева.

Трясущимися руками Прайс достал из кармана джинсов маленькую бутылочку и вытряхнул из нее на стойку пару синих с оранжевым капсул. Проглотив обе капсулы вместе с глотком кофе, он закрутил крышечку и снова убрал флакончик. В тусклом свете его лицо казалось почти пепельным.

– Я знаю, что вам пришлось тяжко, ребята, – сказал Деннис, – но это не повод выказывать неуважение к закону.

– К закону, – повторил Прайс. – Ага. Ну как же. Херня.

– Здесь есть женщины и дети, – напомнил я. – Выбирайте выражения.

Прайс поднялся. Он смахивал на скелет, обтянутый кожей, которой было самую малость больше, чем нужно.

– Мистер, я больше тридцати шести часов не спал. Нервы ни к черту. Я никому не хочу неприятностей, но когда какой-то болван говорит, что все понимает, охота приложить его по зубам, да так, чтоб он ими подавился… тот, кто там не был, не имеет права делать вид, будто что-то понимает. – Он коротко глянул на Рэя, Линди и детишек. – Прощу прощенья, ребята. Я не хотел доставлять вам хлопоты. Сколько с меня, друг?

Деннис медленно соскользнул с табуретки и теперь стоял руки в боки.

– Погоди. – Он снова говорил «полицейским» голосом. – Коли ты думаешь, что я выпущу тебя отсюда под кайфом после таблеток и неотоспавшегося, ты сбрендил. Я не желаю отскребать тебя от дороги.

Прайс не обратил на него ни малейшего внимания. Он вынул из бумажника пару долларов и положил на стойку. Я к ним не притронулся.