Роберт МакКаммон - Неисповедимый путь

Она трогательно посмотрела на Билли, и он поразился ее простой, природной красоте. На ней не было косметики, и она выглядела свежей и здоровой за исключением темных мешков под глазами. Мало спит, подумал он.

Он не понял ее комментарий, поэтому промолчал.

– Почему ты всегда носишь это? – спросила девушка.

Только в этот момент Билли осознал, что сжимает в левой руке кусочек угля. Наверное, он захватил его, выходя из комнаты. Он редко был без него, и ему пришлось объяснить его значение доктору Хиллберн, когда она поинтересовалась.

– Это что-то вроде талисмана или чего-либо подобного?

– Думаю, да. Я просто ношу его, вот и все.

– А.

Билли перенес свой вес с одной ноги на другую. На нем была пижама и халат с тапочками, которые ему выдали в институте. Несмотря на то, что уже было за два ночи, он не спешил вернуться в постель.

– А ты откуда из Техаса?

– Ламеза. Это посередине между Лаббоком и Биг-Спринг. А ты откуда из Алабамы?

– Из Готорна. А откуда ты знаешь, что я из Алабамы?

Она пожала плечами.

– А ты откуда знаешь, что я из Техаса?

– Наверное, спросил кого-нибудь. – Он сделал паузу, изучая ее лицо. – Как получилось, что у тебя один глаз голубой, а один зеленый?

– А как получилось, что у тебя кудрявые волосы, хотя ты индеец?

– Ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос? – улыбнулся Билли.

– А ты?

– Нет. Я только частично индеец. Чокто. Не беспокойся, я не буду снимать с тебя скальп.

– Я и не беспокоюсь. Я происхожу из длинной линии охотников за индейцами.

Билли рассмеялся и по искоркам в глазах девушки понял, что она готова рассмеяться вместе с ним, но вместо этого она отвернулась к окну и стала смотреть за дождем.

– Что ты делаешь так далеко от Техаса?

– Что ты делаешь так далеко от Алабамы?

Он решил попробовать подойти с другой стороны.

– На самом деле мне кажется, что твои глаза красивы.

– Нет. На самом деле они просто разные, и все.

– Иногда хорошо быть разными.

– Конечно.

– Нет, в самом деле. Ты должна гордиться тем, как выглядишь. Это ставит тебя особняком.

– Это уж точно.

– Я имел в виду, что это ставит тебя особняком в хорошем смысле. Это делает тебя особенной. И кто знает? Может быть, ты видишь вещи лучше, чем остальные люди.

– Может быть, – тихо, с тревожными нотками, сказала она. – Это означает то, что я вижу много того, что не хотела бы видеть. – Девушка взглянула на Билли. – Ты разговаривал обо мне с доктором Хиллберн?

– Нет.

– Тогда откуда ты знаешь о Кеппи? Только доктор Хиллберн знает об этом.

Билли рассказал ей, что она говорила перед тем, как пробудилась ото сна, и стало ясно, что это вызвало у нее раздражение.

– Ты не должен был шляться здесь, – сказала Бонни. – Ты испугал меня, вот и все. Зачем ты сюда подкрался?

– Я не подкрадывался. Мне приснился кошмар, который меня разбудил.

– Кошмары, – прошептала она. – Да, я много о них знаю.

– Ты будешь сейчас спать?

– Нет. – Она замолчала и нахмурилась. Ее щеки и нос были обсыпаны веснушками, и Билли представил себе ее, скачущую на лошади под солнцем Техаса. Она была немного худая, но Билли решил, что она всегда сможет позаботиться о себе сама. – Я не люблю спать. Поэтому я и здесь, внизу. Я хотела посмотреть телевизор, а затем почитать столько, сколько смогу выдержать.

– Почему?

– Ну…

Это потому, что я…

Иногда вижу сны. Кошмары. Нечто…

Действительно ужасное. Если я не сплю, то не могу их видеть. Я…

Даже уходила вечером гулять, пока не начался сильный дождь. Я надеюсь, что он полил надолго. Как ты думаешь?

– Я не знаю. Почему это для тебя так важно?

– Потому что, – сказала она и пристально посмотрела на Билли. – Тогда то, что показала мне Кеппи, будет неправдой. Ничто не сможет гореть так, как она мне показала.

Тон ее голоса приблизился к безнадежному. Билли сел в кресло, приготовясь слушать то, что она, может быть, расскажет.

Она рассказала, и Билли слушал не отрываясь. Начала она рассказ неохотно: когда Бонни Хейли было одиннадцать лет, в голой техасской степи ее ударила молния. У нее сгорели все волосы, а ногти почернели, и она лежала при смерти почти месяц. Она помнила темноту, голоса, и желание уйти; но каждый раз, когда у нее возникало желание умереть, она слышала ясный высокий детский голос, говорящий ей «нет, уход из жизни – это не ответ». Голос призывал и призывал ее сконцентрироваться, бороться с болью. Она так и поступила, медленно, но верно выздоравливая.