Танит Ли - Сабелла

Когда я перелезла через ограду и пошла домой, мне несколько раз хотелось обернуться. На кладбище никогда не было никого, кроме меня, и, наверное, мне почудилось. Погоня еще не началась.

Через два месяца после того, как развеялся дым из мусорной печи, в мою дверь позвонил новый почтальон.

Был полдень, свет бил в стены дома, словно ледяной шквал, просачивался сквозь защитные шторы, ложился на пол мозаикой. Минувшей ночью я охотилась в холмах, и когда звонок ворвался в мою жизнь, я хоть и не спала, но валялась на диване в гостиной, слушая музыку. Почту могли доставить в любое время суток, поскольку так уж сложилось, что службы в наших диких краях работают хоть и постоянно, но с некоторыми странностями. Но этот звонок ударил меня как электрический разряд, ибо я рассчитывала выяснить, не нажила ли себе еще одного врага в лице почтальона, который заметил машину Сэнда у моего дома.

Однако когда я подошла к двери, то даже сквозь дымчатое стекло разглядела, что на крыльце стоит вовсе не тот, с кем мы терпеть не могли друг друга.

Я открыла дверь, и он повернулся — медленно, словно большой зверь обернулся на звук, который ему не страшен.

— Почта, — сказал он с дежурной любезностью, растягивая гласные. В руке он держал квадратный пакет.

За его спиной мерцал розовый день Нового Марса, небо и земля сливались у горизонта. Почтальон стоял на самом солнцепеке, не спеша прятаться в тень веранды, словно свет манил его насыщенными, густыми красками. Он был шести футов ростом, а его загар цветом напоминал золотисто-коричневое дерево. Волосы у него были черные, штаны и рубашка — тоже, и он, совсем как я, носил темные очки. Словно мы с ним оделись в одинаковую униформу, чтобы сойтись в странном поединке, где темные очки, должно быть, служили оружием. Вне всякого сомнения, то, что было на нем, не являлось формой почтового служащего.

— Весьма любопытная посылка, леди. Прямо из самого Фламинго, — сказал он и усмехнулся. У него были великолепные зубы, будто он набрал полный рот снега.

— Я ничего не выписывала из Фламинго.

Он поднял коробку. На его руках и груди были черные волоски, и каждый словно аккуратно прорисован черной тушью тончайшей кисточкой.

— Мисс Риттер, — сказал он.

— Нет, — отрезала я. — Боюсь, вы ошиблись адресом.

— Здесь так написано. Вы — мисс Риттер?

— Нет.

— Но вы должны быть мисс Риттер.

Казалось, он вбирал в себя весь солнечный жар, и это начинало меня угнетать, даже пугать. Все в нем было таким ярким…

— Поставьте отпечаток вот здесь, мисс Риттер.

Я будто чуяла запах — резкий, едкий душок ищейки, сыскаря, который пытается выведать побольше, прикидываясь дурачком.

— У меня другая фамилия, сколько раз вам повторять!

— Какая же, леди? — он снова улыбнулся. Это был вызов.

— Кэй.

— К-Э-Й?

— К-У-Э-Й* 3.

— Отлично. Ханна Квэй.

— Кэй. Сабелла Кэй.

— Что за прелестное имя, — проговорил он все с той же усмешкой. — Сабелла. И все же думаю, что эта посылка — для вас. Может быть, вы пользовались псевдонимами?

Я положила руку на кнопку автоматического закрытия двери. Я могу двигаться очень быстро, но он двигался еще быстрее. Он встал на пороге — теперь дверь уже не закроется, — однако не стал заходить в холл. Так и застыл в дверях, не желая ни зайти, ни выйти, и держал пакет в руках.

— Почему бы вам не открыть ее, мисс Квэй?

— Потому что это не мне.

— Посмотрите на наклейку и убедитесь сами.

— Мне не нужно никуда смотреть.

— Ну пожалуйста.

Я бросила взгляд на посылку. На ней вообще не было никаких наклеек.

— Тут ничего нет.

— А может быть, вам просто не видно?

Я боялась его. Но почему? Мне доводилось иметь дело с подобными назойливыми типами. И всегда удавалось с ними справиться. Некоторые из них уже не будут докучать никому и никогда. Мой голос не выдал страха.

— Я вижу, что здесь нет никакой наклейки и никаких надписей.

— Если вы снимете темные очки, вам будет лучше видно, — нагло заявил он и попытался помочь мне в этом.

— Убирайтесь! — закричала я. Сердце мое подскочило к горлу и сильно заколотилось.

И тогда он снял свои темные очки, вскинул голову и с улыбкой посмотрел на меня. В свете, приглушенном тонированным стеклом, я увидела его глаза. Они походили цветом на красное дерево — и светились. Ресницы были черными и толстыми, неприятно жесткими. Когда он смеялся, от внешних уголков его глаз разбегались морщинки — тонкие, с волос толщиной, серебряные трещинки на золоте кожи.