Сергей Москвин: Голод

— Морж прямо по курсу! — объявил он, подтягивая к себе тяжелый металлический гарпун.

С шумным плеском вспенившиеся волны сомкнулись над горбом ушедшего под воду зверя. По лодке прокатился вздох разочарования. Кто-то досадливо выругался — молодые охотники, как всегда, бурно реагировали на сорвавшуюся попытку загарпунить преследуемую добычу. Даже проводник-ненец не удержался от замечания. Только два человека: зверобой, застывший на носу лодки с гарпуном в опущенной руке, и сидящий на руле седой кормщик сохранили молчание.

Не отвлекаясь на пустую болтовню, кормщик смахнул с ресниц соленые брызги и, повинуясь жесту зверобоя, повернул руль и натянул шкот, изменяющий положение паруса. Неопытным рулевым сделать это одновременно, как правило, не удавалось. Кормщик с удовлетворением отметил, что, несмотря на возраст, руки по-прежнему слушаются его.

Взлетев на гребень волны, лодка накренилась на левый борт, едва не зачерпнув морскую воду и вызвав новый вскрик сидящих на веслах молодых охотников, но, скатившись вниз, послушно понеслась в указанную зверобоем сторону. Почему он выбрал именно это направление, для всех, кроме самого зверобоя, осталось загадкой. Но через пару сотен метров ушедший в пучину старый горбатый морж вынырнул прямо перед носом лодки. В тот же миг напоминающая сжатую пружину фигура зверобоя распрямилась, зажатый в руке гарпун взметнулся над головой и обрушился вниз, вонзившись в шею показавшегося из воды толстокожего гиганта. Видевшие это гребцы восторженно заголосили, хотя праздновать победу было еще рано: с этого момента схватка между людьми и загарпуненным зверем только начиналась. Даже не самый крупный морж мог перевернуть лодку или расколоть надвое одним ударом шишковатой головы, вооруженной похожими на слоновьи бивни огромными клыками, а уж загарпуненный Максимом восьмиметровый исполин — и подавно.

Седой охотник с опаской поежился, глядя в напряженную спину зверобоя, травящего тянущийся за гарпуном линь. Именно ему, управляющему лодкой кормщику, охотники доверяли свои жизни. И он отвечал за них не только перед самим собой, но и перед их родными и близкими и, в конечной счете, перед всей общиной. Если бы вместо Максима в лодке находился другой гарпунщик, кормщик ни за что не позволил ему преследовать столь крупного зверя. Даже если бы его умоляли остальные охотники. Но Максим, или Макс-Зверобой, как его уважительно называют на Заставе, — другое дело. Он смелее, быстрее, точнее и, главное, удачливее любого охотника.

Даже когда весной его самодельная лодка неожиданно затонула, Макс каким-то образом сумел выбраться из ледяной воды и добраться до Заставы, пройдя пешком по берегу почти два десятка километров. Как ему в одиночку удалось преодолеть отвесные скалы и лежбища хищных тварей, в которых превратились обитавшие в Карском море тюлени за двадцать лет после войны, так и осталось загадкой.

Нос лодки резко ушел вниз, зарывшись во встречную волну — значит, выбрав всю длину линя, морж нырнул в глубину. Холодная морская вода с шумом хлынула в лодку. Гребцы испуганно вскрикнули. Даже у старого кормщика сердце сжалось от страха. «Руби конец! Потонем!» — захотелось крикнуть ему упрямому зверобою. Но то ли в груди перехватило дыхание, то ли челюсти свела судорога, то ли понадеялся кормщик на удачу Максима. В общем, промолчал. А Макс лишь тронул рукой натянувшийся линь, и в тот же миг лодка выровнялась — загарпуненный морж пошел к поверхности.

Кормщик вытер выступивший на лбу холодный пот. Вот же счастливый черт! И окончательно обретя голос, прикрикнул на застывших в растерянности гребцов:

— Чего застыли?! Вычерпывайте воду!

Схватив ковши, те тут же принялись за работу, а увлекаемая моржом лодка понеслась по волнам, перелетая с гребня на гребень.

— Часа три потаскает, — заметил Макс, усаживаясь на переднюю скамью.

«Четыре, как минимум! А то и все пять», — мысленно поправил зверобоя старый кормщик, получивший на Заставе прозвище Седой, но спорить с Максимом не стал.

В свои пятьдесят два года Седой годился Максиму в отцы, но при общении с ним в последнее время почему-то испытывал смущение, если не робость.

Макс — лучший зверобой, надежда и опора общины. В первобытном обществе люди единогласно выбрали бы его своим вождем. А чем жизнь на Заставе отличается от жизни первобытного племени? Тем, что они пользуются железными, а не каменными орудиями, или тем, что обучают детей грамоте, счету, истории, будь она неладна, и другим наукам? По сути, ничем. Как и их первобытные предки, они живут охотой и только охотой, потому что на острове по-другому добыть пищу просто невозможно: на голых прибрежных скалах не растет ничего, кроме мха и лишайников. А о том, что произрастает за скалами и какие твари там обитают, даже подумать страшно. Никто из смельчаков, рискнувших отправиться в глубь острова на разведку, так и не вернулся назад.