Анна Клименко - Морф

***

Паровоз пыхтел, обдавал чистое небо смрадным дыханием и мчался сквозь лес. Вот так до самой Вагау: сколько ни смотри в окно — только густой, почти черный ельник. Скучно. Но в купе еще скучнее: мягкие диваны, обитые приторно-розовым плюшем, маленький столик, чтобы пассажиры могли позавтракать, наивные подснежники в стеклянной вазочке, которым вовсе не сезон — а если приглядеться внимательнее, то понимаешь, что цветы умело высушены и будут стоять здесь до тех пор, пока не осыплются кучкой пыли. Конечно, не везде в вагонах такие уютные купе, но я не стала экономить на билетах: гулять так гулять, хотя, скорее всего, в последний раз.

Я смотрела на ельник и все крутила в пальцах крышку от утерянной навсегда фляги. Не хотелось думать о том, что я поступила дурно или неправильно, дав напиться тому, кто без зазрения совести убивал людей. Вообще хуже некуда изводить себя мыслями о том, что уже сделала; правы те, кто говорит — сперва думай, потом делай. Жаль только, что далеко не у всех получается жить именно так.

И, что еще более забавно, облагодетельствованный мной убийца ехал в соседнем вагоне. Я видела, как, ругаясь на чем свет стоит, полицейские грузили клетку. Вот так. Мне три… нет, уже два дня до Вагау, а ему три дня до смерти. Неприятное путешествие.

Итак, я была на пути к долине, где двадцать лет назад меня произвели на свет.

Если открыть учебник географии, то ближе к середине найдется страница, посвященная Вагау и ее обитателям. Там будет написано, что Вагау — одно из живописнейших мест королевства Веранту, находится у подножия горы Манатр и издревле заселена многочисленными семьями магов холода. Помимо этого в учебниках любят отмечать, что даже летом в долине не бывает жарких дней, а зимы достаточно суровы для южного Веранту. Следствие ли это магии холода, либо же наоборот — маги поселились в Вагау исключительно из-за климата — до сих пор толком не выяснено. Самые известные чудеса Вагау — хрустальный дворец старейших в городе Изброн и розовый храм Хайо, чьи шпили высоки настолько, что «позволяют верующим достучаться до небес».

Дом моей семьи расположился в пригороде Изброна. Там неподалеку есть маленький садик со «снежной» беседкой, где круглый год на головы посетителей сыплется мягкий снежок. Моя семья богата и родовита, отец, Морис Валле, написал известный в узких кругах трактат «О флюктуационной природе заклятий», мать, Лавия Валле, прославилась как создатель ледяных статуй. Кроме того, у меня есть брат и две сестры: Геллис, Мария и Стелла. Геллис давно женился, а вот сестрицы по-прежнему живут в родительском доме. Они ведь истинные маги холода, их навыки радуют родительский глаз и тешат гордость. Гадкого утенка, урода в семье, лучше всего отправить куда-нибудь подальше, в интернат. Меня и в Орикарт бы выслали, но только вот предлога подходящего не нашлось.

…Я смотрела на бесконечную, убегающую вдаль черную кромку ельника и пыталась представить себе очередную и, судя по всему, последнюю встречу со своей семьей. Любопытно, предпринял ли отец попытку изменить решение старейших? Или махнул рукой со словами «с глаз долой из сердца вон»? А мама? Она-то как? Или уже привыкла к тому, что ее гадкий утенок «где-то там», далеко от величественной Вагау и злорадствующих соседей? Хайо. Неужели ни одной слезинки не было по мне пролито? Или же благородная Лавия Валле выплакала все слезы двадцать лет тому назад, когда ей объявили о совершенно негодном даре младшей дочери?

Что до сестер, я не сомневалась в их прохладном сочувствии. Они всегда меня немножко жалели, примерно так, как жалеют уродца выставленного на ярмарке. «Бедная Ирбис! Как она жить-то будет, с таким даром? Ослепнет к тридцати годам, не иначе. Фу, как все-таки хорошо, что у нас с этим порядок…»

Хлопнула дверь соседнего купе. Открылась — и также быстро закрылась, как будто кто-то заглянул и двинулся дальше. Сквозь громыхание колес мне послышался чей-то сдавленный крик. Но, верно, послышалось. Мне вечно чудятся всякие ужасы, притом без видимой на то причины.

Внезапно распахнулась дверь и в мое купе. Я только и успела, что обернуться — дыхание застряло в горле. На пороге стоял здоровяк, каких еще поискать: голова почти упирается в дверную перекладину, плечи широченные, руки все равно что лопаты. Одежда на этом субъекте отсутствовала за исключением маленькой набедренной повязки. А еще — этот тип не был живым. Совершенно. Мне доводилось видеть, как интернатские некроманты подымали трупы на интернатском же кладбище, и этот… этот гад, несомненно, тоже еще недавно спал вечным сном. В сбившихся волосах застряли комья земли, живот распорот от грудины до паха, а потом зашит суровыми нитками через край…