Брайан Ламли - Демогоргон

Даже раненый Хумени наверняка превосходил силой любого обычного человека.

Понимая это, Каструни воспользовался единственной единственной оставшейся у него возможностью спастись. Он с трудом поднялся на ноги и бросился к выходу. Но лучше бы ему было выпрыгнуть в окно: Хумени, не обращая внимания на боль в плече, выбросил вперед заканчивающуюся копытом ногу и сбил его с ног уже почти в дверях.

Вывалившись в коридор, Каструни вскочил, не удержавшись снова упал, поднялся и бросился к выходу. Хумени — все еще испуская странный, похожий на рев, какого-то огромного раненого животного, и по-прежнему отчаянно стараясь вырвать из плеча гарпун — несся за ним по пятам. Могучая рука упала на плечо Каструни и отшвырнула его в сторону. Он с треском врезался в тонкую дощатую дверь первой спальни и, проломив ее, влетел внутрь. Следом за ним в спальню ворвалось и чудовище.

В полумраке спальни, освещенной единственной керосиновой лампой, пламя которой к этому времени совсем ослабло и почти не давало света, Каструни увидел силуэт своего преследователя на фоне дверного проема, заметил, что гарпуна в плече больше нет, а из трех ран обильно течет кровь.

Чудовище приблизилось и загнало его в угол. Каструни увидел как невероятно сильные руки снова тянутся к нему — и тут раздался жалобный стон лежащей на кровати обнаженной девушки-гречанки.

Хумени на мгновение отвлекся, взгляд его дьявольских глаз упал на девушку. Каструни мгновенно воспользовался случаем и бросился на него, сильно ударив плечом. Чудовище пошатнулось, с размаху врезалось в небольшой столик, на котором стояла лампа, и опрокинуло его. Пламя тут же взметнулось вверх, по стенам заплясали тени. Почти сразу загорелось кружевное покрывало, а от него занялось и постельное белье.

Но дальше началось нечто странное: вместо того, чтобы возобновить атаку,

Хумени лишь мельком взглянул на противника, всего раз рыкнул (от разочарования, решил Каструни) и, бросившись к гречанке, принялся стаскивать ее с пылающей кровати. Поскольку и она, и остальные, были попросту использованы Хумени для осуществления своих отратительных целей и, предположительно, больше не представляли для него никакой ценности, он, по мнению Каструни, прежде всего должен бы был позаботиться о спасении собственной шкуры. Но, как бы то ни было, Каструни предоставилась вторая возможность сбежать — он стремглав кинулся через разбитую дверь спальни, в коридор, затем — в холл, и выскочил на свежий ночной воздух.

Позади за закрытыми ставнями окнами медленно разгоралось яркое оранжевое зарево и слышались хриплые крики Хумени. Перебравшись через невысокий окружающий сад заборчик, Каструни присел и оглянулся.

Из распахнутой парадной двери пошатываясь появился Хумени с девушкой-гречанкой на плече, спустился по ступенькам и, отойдя на десяток шагов от горящего дома, положил ее на землю. Затем он поспешил обратно в холл, затянутый все более сгущающимся дымом, уже начинающим тонкими струйками просачиваться наружу из-под ставней. Теперь Каструни выяснил и сделал все, что было возможно в его положении. Поэтому он уже повернулся было, чтобы уйти, на замер, снова услышав хриплый голос Хумени. Чудовище выкрикивало его имя! Он еще раз оглянулся.

Хумени стоял у открытого окна второй спальни. Он как раз выпихивал наружу девушку-англичанку, нижняя часть тела которой была по-прежнему оголена. Очевидно он намеревался спасти всех трех девушек, и теперь время от времени отвлекался от этого занятия лишь для того, чтобы в очередной раз выкрикнуть в ночь очередную угрозу:

— Слушай, Каструни! Слушай, ты, Димитриос, сын Костаса! Я уже начал было думать, что ты мертв, но теперь знаю, что это не так. Запомни же: тебе удалось нарушить мои планы в последний раз. Теперь, куда бы ты ни отправился, Каструни, я все равно найду тебя, и тогда ты по-настоящему пожалеешь, что до сих пор жив!

Каструни знал, что слова этого существа вовсе не пустая угроза. Он попятился, развернулся и бросился в темноту, направляясь к пляжу. А откуда-то сзади доносилось:

— Ты все еще сомневаешься в этом, Каструни? Неужели сомневаешься? Тогда, может, это тебя… — И он выкрикнул короткий отрывистый гортанный приказ на каком-то то ли очень древнем, то ли просто незнакомом Каструни языке — приказ или заклинание? — закончившийся одним резким и ясно различимым словом: — Демогоргон!

Ответ последовал незамедлительно.

Та сверъестественная тишина, свидетелем которой стал Каструни, впервые приблизившись к вилле, сейчас показалась ему просто прелюдией к тому, что произошло: цикады, как по мановению волшебной палочки замолкли, а море, которое еще мгновение назад плескало о берег небольшими волнами, будто застыло. В тяжелом, ставшем вдруг почти осязаемым ночном воздухе подобно какому-то неприятному запаху почувствовалось электрическое напряжение.