Роберт Мазелло - Кровь и лед

— Говорил я вам, что это они навлекли на нас несчастья! — крикнул Бертон Джонсу и Джеффрису.

— Я обнаружил ее в постельном белье! — выкрикнул Фарроу, очевидно, подчеркивая, что львиная доля заслуги принадлежит ему. — Тут нет никаких сомнений!

— И спросите его, что случилось с Бромли! — злобно продолжал Бертон, яростно раскачивая из стороны в сторону одеревеневшей бородой. — Спросите его, как такой крепкий моряк, который два раза обогнул мыс Горн, умудрился свалиться за борт, стоя на вахте!

Внезапно послышался целый хор голосов, и из трюма вывалила еще дюжина членов экипажа, причем четверо из них тащили сундук, к которому только что спускался Синклер. Со звоном бутылок сундук грохнулся вверх дном на обледеневшую палубу. Лейтенант хотел было выхватить саблю, но не успел и шелохнуться, как его схватили за руки, накинули на запястья веревочные петли и туго затянули. Затем, не обращая внимания на все протесты и увещевания, Синклеру заломили руки и прижали его спиной к грот-мачте.

И тут он увидел, что Бертон и Фарроу спускаются в трюм.

— Нет! Не трогайте ее!

Увы, он был не в силах ей помочь. Тем временем, приказав одному из матросов занять место у штурвала, подошел капитан Эддисон и взглянул Синклеру прямо в глаза.

— Я никогда не верил в приметы, лейтенант. — Говорил он очень тихо, словно делился конфиденциальной информацией. — Но это, — продолжал он, поигрывая бутылкой, — стало последней каплей.

Матросы, удерживающие Синклера, лишь усилили хватку.

— Экипаж сразу назначил вас виновным в смерти Бромли, и теперь я понимаю почему. — Покачивая в руке черную бутылку, капитан добавил шепотом: — Если я этого не сделаю, на корабле поднимется бунт.

— Если вы не сделаете… что?

Эддисон не ответил и повернулся к палубному люку, откуда как раз показались Бертон и Фарроу; на палубу они вылезли, держа в руках одеяло с Элеонор, в котором она, как в гамаке, болталась из стороны в сторону. Глаза девушки были открыты, одна рука протянута к Синклеру, чепец слетел, и ее некогда пышные блестящие каштановые волосы свободно развевались по ветру растрепанными прядями.

Фарроу выжидающе поигрывал ржавой цепью, однако ни одобрительного кивка, ни попыток остановить расправу от капитана Эддисона не последовало. Тот просто развернулся и зашагал назад к штурвалу, на ходу вышвырнув черную бутылку за борт; при этом он не обронил ни единого слова проклятия.

— Синклер! — крикнула Элеонор. Ее испуганный голос был едва различим среди гвалта, царящего на палубе. — Что происходит?!

Синклер прекрасно понимал, что происходит. В отчаянной попытке высвободиться он изо всех сил рванул веревки и постарался отскочить от мачты, но сапоги для верховой езды беспомощно заскользили по обледенелой палубе, да и Джеффрис вдруг наотмашь ударил его кулаком в живот. Задыхаясь, Синклер согнулся пополам, и перед глазами замелькали башмаки матросов, веревки и цепи — его потащили к Элеонор, которая к этому моменту уже стояла на ногах, поддерживаемая Бертоном. Синклера грубо подтолкнули к девушке, а затем обоих приставили спина к спине. Ему очень хотелось на короткий миг обнять Элеонор, но удалось лишь шепнуть ей:

— Не бойся. Мы будем вместе.

— Где вместе? О чем ты говоришь?

Мыслить ясно ей мешал неописуемый ужас.

Между тем Фарроу квохтал над ними, как наседка: удерживая цепь рукавицами, матрос бегал вокруг пленников кругами и обматывал колени, туловища, плечи… Наконец добрался до шей. В тех местах, где ледяной металл соприкасался с обнаженной кожей, он прилипал, как пластырь, причиняя жгучую боль. Хотя пленники не могли видеть друг друга, Синклер отчетливо слышал прерывистое дыхание Элеонор, ощущал нарастающую в ее душе панику.

— Синклер!.. — выдохнула она. — За что?!

Джонс и Джеффрис, уйдя с вахтенных постов, подволокли пленников, связанных между собой, как две поленницы для камина, к краю палубы с намерением перевалить через планшир. Синклер инстинктивно уперся сапогами в деревянный брус, но кто-то с силой пнул его по ногам, и он, потеряв опору, в мгновение ока оказался обращен лицом к бурлящей внизу воде. Странно, но в этот момент он даже обрадовался тому, что взгляд Элеонор направлен к небу и белому альбатросу, который, как лейтенант надеялся, все еще сидит на нок-рее.

— Может быть, надо произнести какие-то слова? — с легкой дрожью в голосе спросил доктор Ладлоу. — Есть во всем этом что-то… варварское.

— Я скажу слова! — рявкнул Бертон и, низко склонившись, с ненавистью заглянул Синклеру в лицо. — Да сохранит Господь ваши души!