Роберт Мазелло - Кровь и лед

— Не Айямонте? — спросил Лоусон, заглянув в атлас.

— Нет, это не он, — ответил Синклер. — То название было длиннее. Городок находился на той стороне залива, которая ближе к Лиссабону.

— Исла-Кристина?

— Тоже нет. — Синклер склонил голову набок, словно силился вспомнить название. — Но я уверен, что если бы вы мне показали карту…

Держа атлас открытым на нужной странице, охранник слез с ящика и подошел к Синклеру. Тот был наготове.

Лоусон разложил книгу у Синклера на коленях, но прежде чем успел отойти назад, тот совершенно невинным тоном спросил:

— Где отмечен наш маршрут?

— Вот здесь, — сказал Лоусон и ткнул пальцем в желтую линию, нанесенную на карту.

Как только Лоусон склонился над атласом, Синклер выхватил заранее припрятанную пивную бутылку и ловко ударил того по затылку. Лоусон рухнул на колени, однако лейтенанта, который рассчитывал полностью вырубить надзирателя, ждало разочарование. Должно быть, проклятый платок на голове смягчил удар. Синклер огрел его снова, и бутылка разбилась вдребезги, оставив на голове кровавую рану. Но Лоусон все еще оставался в сознании и старался отползти в сторону. Приходилось действовать быстро; цепь, которой Синклер был прикован к трубе на стене, имела запас длины всего в несколько футов. Проворно перебросив наручники через голову Лоусона, он снова подтащил мужчину к койке. К счастью, после удара тот находился в полубессознательном состоянии, поэтому не сильно сопротивлялся. Синклер накинул наручники на горло противника и с силой потянул на себя. Лоусон ухватился руками за железо у себя на трахее, отчаянно пытаясь оторвать его от кожи, но Синклер, отклоняясь назад, продолжал душить противника все сильнее. Через некоторое время ноги Лоусона (в отличных ботинках, которые так приглянулись лейтенанту) перестали конвульсивно дергаться на полу, а руки, обмякнув, повисли по бокам. Но и после этого Синклер не ослаблял хватку и продолжал еще несколько секунд сдавливать горло. Для надежности. Наконец он отпустил Лоусона, и голова поверженного врага безвольно завалилась вперед.

Атлас на коленях у Синклера, как ни странно, все это время оставался лежать распахнутым.

Когда тело бухнулось на пол, Синклер встал на колени и приложил ухо к груди Лоусона. Сердце еще билось. Когда-то сам Синклер оказался в подобном положении, и на мгновение его, словно кровавым приливом, затопило дикое желание воспользоваться беспомощностью человека. Но у него не было ни времени, ни желания убивать парня. Синклер приложил губы ко рту Лоусона и дунул в легкие, как поступали моряки с солдатами, захлебнувшимися во время отвратительно подготовленной высадки на берега Каламитского залива. Затем он несколько раз несильно надавил на живот, пока тот не стал вздыматься и опускаться самостоятельно. После этого Синклер спешно, пока мужчина не очнулся, обыскал карманы Лоусона и выудил ключи от ненавистных оков. Отпирать их было очень неудобно, особенно из-за того, что руки тряслись, а сердце бешено колотилось в предвкушении свободы, новой обуви и — главное, возможности отыскать Элеонор.

26 декабря, 11.30

— Вы пытаетесь меня отговорить? — спросила Элеонор, заглядывая Майклу в глаза.

— Нет. Ни в коем случае, — ответил он и пододвинул стул чуть ближе к кровати, на которой, крепко сцепив руки, сидела девушка. — Я лишь хотел предупредить, что процедура связана с риском, огромным риском, а я очень за вас боюсь.

Элеонор глубоко тронула его забота, однако ее жизнь давно превратилась в один сплошной риск и смертельную опасность, так что предупреждение Майкла ее не смутило.

— Выбор лежит на мне, и я его принимаю. — Элеонор приложила ладонь к его щеке. — Если я собираюсь жить дальше, то должна выйти из мрачного подземелья, в котором томилась долгие годы. Я хочу вновь обрести жизнь, за которую не будет стыдно. Вы меня понимаете?

Судя по взгляду Майкла, он ее понимал, однако, кажется, испытывал даже больший страх за ее судьбу, чем она сама. После всего пережитого, после бесконечно долгого сна во льдах смерть ее не пугала. Все, чем она жила, ушло, родные и близкие умерли, так какой смысл цепляться за жизнь, в которой ее не ждет ничего, кроме одиночества?

А что касается Синклера… Даже если они воссоединятся, что это изменит? Интуиция подсказывала Элеонор, что они и вдвоем будут влачить жалкое существование в глубоком одиночестве на задворках людского общества.

— Значит, мне позвать Шарлотту с Дэррилом? — спросил Майкл.