Абрахам Меррит - Гори, ведьма, гори! (сборник)

Вода устремилась назад. Она завихрялась вокруг нас, уходя, мы стояли по колено в воде.

Она уходила… со смехом.

Снова поднялась гора, увенчанная молотом, снова обрушилась на Пирамиду и стоячие камни. а этот раз воды зашли так далеко, что под их напором падали дубы… и снова они отступили… и снова поднялись и ударили… и я увидел, как исчез старый дом со всеми его призраками.

И все это время морская Дахут стояла неподвижно. Ее безжалостный смех покрывал рев моря и удары громящего молота.

Назад устремились последние воды. Дахут протянула ко мне руки, крикнула:

– Алан… иди ко мне, Алан!

И я ясно увидел тропу между собой и ею. Как будто Дахут была рядом. Но я знал, что это не так, что это колдовское зрение, которым она меня наделила, позволяет так видеть.

Я сказал:

– Удачи, Мак Канн… удачи, Рикори… Если я не вернусь, скажите Элен, что я ее любил.

– Алан… иди ко мне, Алан!

Рука моя упала на ручку длинного ножа. Я крикнул:

– Иду, Дахут!

Мак Канн схватил меня. Рикори отбросил его руки.

Он сказал:

– Пусть идет.

– Алан… иди ко мне…

Воды стремились назад, через скалы. Водоворот обернулся вокруг Дахут. Поднял ее высоко… высоко…

И вдруг со всех сторон на нее набросились тени… били ее, бились о нее, толкали ее назад… в море.

Я видел, как на лице ее появилось изумление, затем гнев, потом ужас… и отчаяние.

Вода неслась в море, и с нею Дахут, а тени топили ее…

Я услышал собственный крик:

– Дахут! Дахут!

Подбежал к краю скалы. Сверкнула яркая молния. В ее свете я увидел Дахут… лицо поднято, волосы раскинулись, как серебряная сеть, глаза широкие и полные ужаса… умирающие.

А тени топили ее, толкали под воду, вглубь… вглубь…

Колдовское зрение быстро слабело. Но колдовской слух все еще был со мной.

Прежде чем зрение совсем ушло, я увидел де Кераделя. Он лежал на пороге Пирамиды, раздавленный ее камнями. Камни раздавили грудь и сердце де Кераделя, как он это делал с жертвами. Видны были только его руки и голова… лицо смотрит вверх, мертвые глаза полны ненавистью… мертвые руки протянуты в… проклятии или мольбе…

Пирамида плоская, и нет ни одного стоячего камня.

Колдовское зрение и колдовской слух исчезли. Вокруг было темно, только сверкали молнии. Море темное, белеют только верхушки волн. И слышен шум волн, ничего больше. Ветер – обычный шум ветра.

Дахут мертва.

Я повернулся и спросил Рикори:

– Что вы видели?

– Три волны. Они уничтожили все внизу. Убили моих людей.

– Я видел гораздо больше, Рикори. Дахут мертва. Все кончено, Рикори. Дахут мертва, и ее колдовство кончилось. Нужно ждать здесь до утра. Тогда сможем вернуться… к Элен…

Дахут мертва.

Как в старину, давным–давно в Исе… ее убили ее тени и ее злоба… убило море… и я.

Смог ли бы я убить ее ножом, если бы добрался раньше волны?

Цикл замкнулся и кончился, как в старину, давным–давно, в Исе…

Море очистило землю от ее колдовства, как очистило давным–давно Ис.

Оставалась ли в Карнаке Элен, когда я выступил из него, чтобы убить Дахут?

Очистила ли она меня от воспоминаний от Дахут, когда я к ней вернулся?

Сможет ли это сделать Элен?

За столом в клубе Первооткрывателей сидели четверо: Хьюитт, только что вернувшийся из двухлетней ботанической экспедиции в Абиссинию; Каранак, этнолог; Маклеод, во–первых, поэт, а во–вторых, ученый хранитель Азиатского музея; Уинстон, археолог, который вместе с русским Козловым раскопал руины Кара–Кора, Города Черных Камней, в северной Гоби, некогда столицы империи Чингиз–хана.

Разговор перешел на оборотней, вампиров, женщин–лис и тому подобные суеверия. Повернуло его туда телеграфное сообщение о мерах, принимаемых против Общества Леопарда, фанатиках–убийцах, которые натягивают на себя шкуру леопарда, подобно этим животным, затаиваются на ветвях деревьев и бросаются оттуда на свои жертвы, разрывая им горло стальными когтями. А также сообщение об «убийстве ведьмы» в Пенсильвании. Там обнаружили забитую насмерть женщину; соседи решили, что она может принимать форму кошки и приносить зло в те дома, куда она в облике кошки забиралась.

Каранак сказал:

– Существуют глубоко укоренившиеся невероятно древние верования, что мужчина или женщина может принять форму зверя, змеи, птицы, даже насекомого. В старину в это верили повсюду, и сейчас еще повсюду некоторые в это верят: лисы–женщины и лисы–мужчины в Китае и Японии, люди–волки, люди–бобры и люди–птицы у наших собственных индейцев. Всегда считалось, что существует пограничная зона между миром сознания человека и животного – зона, в которой может быть изменена внешняя оболочка и человек может превратиться в животное или животное в человека.