Абрахам Меррит - Корабль Иштар. Семь шагов к Сатане (сборник)

Женщины вернулись с корзинами, полными добычи: фруктами, похожими на тыкву, пурпурными и белыми, большими гроздьями тех стручков, которые он ел, когда оказался на корабле. Они занесли свой груз в каюту и вышли с пустыми корзинами. Еще не раз они уходили и возвращались. Наконец они унесли не пустые корзины, а мехи для воды. Их они наполнили водой у водопада. Несколько раз приносили они мехи, полные водой, на своих плечах.

И вот они еще раз отправились на берег, на этот раз без ноши; весело спустились с борта, скинули свои легкие одежды и бросились в воду. Как водяные нимфы, плавали они и играли, а перламутровая вода ласкала, гладила их изысканные округлости – цвета слоновой кости, теплого розового цвета, мягкого коричневого. Наконец они выбрались из пруда, в цветочных венках и с охапками водяных лилий в руках, неохотно поднялись на борт и исчезли в каюте.

Теперь за борт спустились люди Кланета. Они тоже носили грузы на корабли, выливали воду в баки.

И снова началось движение на корабле. Загремели цепи, поднялся якорь. Вверх и вниз взметнулись весла, отводя корабль от берега. Вверх взлетел синий парус. Корабль развернулся, поймал ветер, медленно поплыл по аметистовым отмелям Быстрее заработали весла. Золотой остров уменьшался, превратился в шафрановое облачко на горизонте, исчез.

Корабль шел на парусах.

Все дальше и дальше – куда, в какой порт, этого Кентон не знал. Сон за сном шел корабль безостановочно. Огромная чаша серебряного тумана, краем которой был горизонт, то расширялась, то сужалась – туман то сгущался, то чуть рассеивался. Им встречались бури, но они их выдерживали; ревущие шторма сменяли серебро тумана расплавленной медью, чернотой, более глубокой, чем ночная тьма. Неожиданные порывы бури грозили молниями, страшными и прекрасными. Эти молнии напоминали осколки огромных призм, разбитые драгоценные радуги. Бури мчались на ногах громов. Гром звучал металлически, как звон колоколов; ураганы из бьющихся цимбал сменялись дождями многоцветных пламенеющих жемчужин.

И постоянно море вливало в Кентона силу через весло, как и пообещал Сигурд, переделывая его, преобразовывая, превращая его тело в машину, такую же закаленную и гибкую, как рапира.

Между снами Сигурд пел ему песни викингов, неспетые саги, забытые эпосы севера.

Дважды посылал за ним черный жрец допрашивал, угрожал, соблазнял – напрасно. И каждый раз с еще более мрачным лицом отправлял его обратно к цепям.

Сражений бога и богини больше не было. И Шарейн во время сна рабов не выходила из своей каюты. Бодрствуя, он не мог повернуть головы, не рискуя навлечь на себя бич Зачеля. Поэтому он часто поддавался сонному рогу – какой смысл бодрствовать, если Шарейн скрывается?

И вот наступил момент, когда он, лежа с закрытыми глазами, услышал чьи–то шаги. Он повернулся, лицом прижимаясь к спинке скамьи, как будто в беспокойном сне. Шаги остановились возле него.

– Зубран, – это голос Джиджи, – этот человек превратился в юного льва.

– Да, он силен, – согласился перс. – Жаль, что сила его тратится здесь, перегоняя корабль от одного скучного места в другое.

– Я думаю так же, – сказал Джиджи. – Сила теперь у него есть. И есть мужество. Помнишь, как он убивал жрецов?

– Помню ли я? – в голосе перса больше не слышалась скука. – Как я могу забыть? Клянусь сердцем Рустама, это забыть невозможно! Для меня это первый глоток жизни, кажется, за столетия. Я у него в долгу за это.

– К тому же, – продолжал Джиджи, – у него есть верность. Я рассказывал тебе, как он защитил своей спиной человека, который спит с ним рядом. Этим он мне еще больше понравился.

– Прекрасный жест, – сказал перс. – Может, для изысканного вкуса чересчур цветистый. Но все же – прекрасный.

– Мужество, верность, сила, – размышлял барабанщик, потом медленно, с оттенком веселья в голосе, – и хитрость. Необычная хитрость, Зубран: он нашел способ закрыть уши для сонного рога – и сейчас он не спит.

Сердце Кентона остановилось, потом начало биться сильнее. Откуда барабанщик знает? Знает ли он на самом деле? Или только догадывается? Он отчаянно пытался сдержать нервы, заставлял себя лежать неподвижно.

– Что! – воскликнул перс недоверчиво. – Не спит! Джиджи, ты бредишь!

– Нет, – спокойно ответил Джиджи. – Я незаметно следил за ним. Он не спит, Зубран.

Неожиданно Кентон почувствовал прикосновение к своей груди, к сердцу руки. Барабанщик усмехнулся, отвел руку.

– Он к тому же осторожен, – одобрительно сказал он. – Он мне немного верит, но только немного. И тебя он знает недостаточно, Зубран, чтобы довериться тебе. Поэтому он лежит тихо и говорит себе: «Джиджи на самом деле не знает. Он не может быть уверен, пока я не открою глаза». Да, он осторожен. Но смотри, Зубран, он не может заставить кровь отхлынуть от лица, не может замедлить ритм сердца до сонного.