Клайв Баркер - Зомби

Но, как и в фарсе, выхода у них не было. Языки пламени лизали стропила, горели колосники, и на сцену валились груды холста. Впереди — мертвецы, позади — смерть. В воздухе скопился дым, стало трудно видеть. На какого-то актера упал горящий холст, и несчастный страшно закричал. Кто-то пытался сражаться с пламенем с помощью огнетушителя. Все было бесполезно: они смертельно устали и действовали неумело. Крыша начала обваливаться, вниз посыпались балки и стропила, похоронив под собой большинство актеров.

Публика на галерке постепенно разошлась. Они ушли, шатаясь, к своим могилам задолго до того, как прибыли пожарные. Когда они оглядывались, чтобы посмотреть на гибель «Элизиума», их лица и погребальные одежды освещало красное сияние. Спектакль был превосходен, и они, довольные, возвращались домой — некоторое время им будет о чем поболтать в тишине склепов.

Театр пылал, несмотря на отважные попытки пожарных спасти его. К четырем утра они оставили борьбу, и пламя продолжило пожирать здание. К рассвету с «Элизиумом» было покончено.

Среди руин обнаружили тела нескольких погибших, большинство из которых было невозможно опознать. По зубам удалось установить личности Джайлса Хаммерсмита, директора, Райана Ксавье, помощника режиссера, и, что самое поразительное, третье тело принадлежало Диане Дюваль — звезде телесериала «Дитя любви», писали таблоиды. Через неделю и о ней забыли.

Выживших не осталось. Несколько тел просто не удалось найти.

Они стояли на обочине шоссе и смотрели, как машины несутся сквозь ночь.

Личфилд был здесь, разумеется, и Констанция, прекрасная как всегда. Кэлловэй решил отправиться с ними, так же как и Эдди, и Таллула. К труппе присоединились еще трое или четверо актеров.

Это была первая ночь их свободы, и вот они, бродячие актеры, стоят на большой дороге. Эдди просто задохнулся от дыма, но у других жертв пожара были более серьезные повреждения. Обожженные тела, сломанные конечности. Но зрители, для которых им предстояло играть, простят им эти небольшие изъяны.

— Одни живут ради любви, — обратился Личфилд к своей новой труппе, — а другие — ради искусства. Мы, счастливцы, выбрали второе.

Актеры зааплодировали.

— Вам, тем, кто не умер и никогда не умрет, я говорю: добро пожаловать в этот мир!

Смех, новые аплодисменты.

Машины, мчавшиеся по шоссе на север, выхватывали из тьмы фигуры актеров. Они выглядели совершенно как живые. Но разве не таково было их ремесло? Изображать других людей так верно, что игра была бы неотличима от реальности? И их новые зрители, ожидавшие их в склепах, на кладбищах и в моргах, должны были оценить их искусство по достоинству. Кто будет с большим восхищением аплодировать имитации страсти и боли, которую они будут представлять, чем мертвые, испытавшие все чувства и в конце концов отринувшие их?

Мертвые. Они нуждаются в развлечениях не менее живых; и этой аудиторией до сих пор безбожно пренебрегали.

Нет, эта труппа не собиралась выступать за деньги, они будут играть из любви к искусству, Личфилд ясно дал это понять с самого начала. Больше никакого служения Аполлону.

— Ну что ж, — сказал он, — куда мы отправимся, на север или на юг?

— На север, — предложил Эдди. — Моя мать похоронена в Глазго, она умерла еще до того, как я стал профессиональным актером. Я хотел бы, чтобы она увидела меня на сцене.

— Значит, на север, — объявил Личфилд. — А теперь надо бы найти себе какой-нибудь транспорт.

Он повел своих спутников к придорожному кафе, сиявшему неоновыми огнями, отгонявшими ночь. Цвета были театрально-яркими: алый, лимонный, пронзительно-синий, ослепительно-белый, — словно выплескивались из окон на парковку, где остановились странники. Автоматические двери зашипели, пропуская путешественника, несущего ребенку, сидящему в машине, угощение — гамбургеры и пирожное.

— Несомненно, какой-нибудь дружественный водитель предложит нам местечко, — произнес Личфилд.

— Всем нам? — усомнился Кэлловэй.

— Сойдет и грузовик, нищим не к лицу привередничать, — отозвался Личфилд. — Ведь теперь мы нищие и зависим от доброты наших покровителей.

— Всегда можно угнать машину, — предложила Таллула.

— В краже нет необходимости, разве что в крайнем случае, — возразил старик. — Мы с Констанцией непременно найдем что-нибудь. — Личфилд взял жену за руку. — Никто не откажет красивой женщине, — объяснил он.

— А что нам делать, если кто-нибудь спросит, зачем мы здесь стоим? — нервно воскликнул Эдди. Он еще не привык к своей новой роли и нуждался в поддержке.