Клайв Баркер - Зомби

Это была ледяная рука, кровь не текла по ее жилам, кожа ее не горела.

Но здесь она вполне могла сойти за живую.

Они были равны, живой и мертвая, и никто не мог найти причины разлучить их.

Личфилд испустил вздох и позволил себе улыбнуться. Он боялся этого прикосновения, боялся, что оно разрушит чары. Но Дионис сегодня покровительствовал им. Все будет хорошо; он чувствовал это нутром.

Спектакль закончился, и Мальволио, все еще выкрикивавший свои угрозы, удалился. Один за другим актеры покидали сцену, оставив клоуна произносить финальные строки:

Огни в зале погасли, занавес опустился. На галерке загремели аплодисменты — те же аплодисменты, похожие на глухой стук. Актеры, лица которых сияли при виде успеха костюмной репетиции, собрались на сцене для поклонов. Занавес поднялся, и шум в зале усилился.

Кэлловэй — он оделся и смыл с шеи кровь — нашел за кулисами Личфилда.

— Ну что ж, мы имели оглушительный успех, — произнес череп. — Действительно, жаль, что эта труппа должна так скоро распасться.

— Да, жаль, — согласился труп.

Актеры повернулись к кулисам, зовя Кэлловэя присоединиться к ним. Они аплодировали ему и приглашали выйти на сцену.

Он положил руку на плечо Личфилду:

— Мы пойдем вместе, сэр.

— Нет-нет, я не смогу.

— Вы обязаны. Это столько же ваш триумф, сколько и мой.

Личфилд кивнул, и они вместе вышли, чтобы поклониться зрителям.

За кулисами Таллула принялась за работу. Она чувствовала себя отдохнувшей после сна в Зеленой комнате. Все болячки прошли — вместе с жизнью. Ее больше не беспокоила ломота в ногах. Не было больше необходимости тяжело втягивать воздух в бронхи, загаженные за семьдесят лет, или потирать руки, чтобы заставить кровь бежать по жилам, не надо было даже моргать. Она с новыми силами принялась разводить огонь, используя остатки прежних постановок: старые декорации, реквизит, костюмы. Навалив в кучу достаточно горючего, она чиркнула спичкой и подожгла ее. В «Элизиуме» начался пожар.

Сквозь аплодисменты послышался чей-то крик:

— Чудесно, дорогие мои, чудесно!

Это был голос Дианы, они все узнали ее, хотя и не могли разглядеть как следует. Она ковыляла по центральному проходу к сцене, явно затевая ссору.

— Сука безмозглая, — буркнул Эдди.

— Ой-ой-ой, — произнес Кэлловэй.

Она уже подошла к краю сцены и обратилась к нему:

— Ну что, получил все, что хотел? Это твоя новая подружка, да? Да?

Она попыталась вскарабкаться на сцену, схватившись за раскаленные софиты. Кожа ее зашипела и начала гореть.

— Бога ради, кто-нибудь остановите ее! — воскликнул Эдди.

Но Диана, казалось, не замечала, что ладони ее обугливаются; она лишь рассмеялась Эдди в лицо. Над рампой поплыл запах горелого мяса. Актеры рассыпались, позабыв о своем триумфе. Кто-то завопил:

— Погасите свет!

Мгновение спустя огни на сцене погасли. Диана с дымящимися ладонями повалилась навзничь. Кто-то из актеров упал в обморок, другой в приступе тошноты убежал за кулисы. Откуда-то сзади послышался слабый треск горящего дерева, но люди были слишком поглощены тем, что происходило в зале, чтобы обращать на это внимание.

Когда выключили горевшие у сцены огни, актеры смогли более ясно разглядеть зрительный зал. В партере не было никого, но балкон и галерка ломились от восторженных почитателей. Заняты были все кресла, каждый дюйм между рядами. Кто-то наверху снова начал хлопать, и через несколько мгновений снова разразилась буря аплодисментов. Но теперь никто из актеров не радовался им.

Даже со сцены они могли разглядеть своими утомленными, ослепленными софитами глазами, что ни один человек в этой восторженной толпе не был живым. Одни махали актерам тонкими шелковыми платочками, зажатыми в гнилых пальцах, другие стучали по спинкам передних сидений, большинство просто хлопало костями о кости.

Кэлловэй улыбнулся, низко поклонился, с благодарностью принимая их восхищение. За пятнадцать лет работы в театре ему не приходилось вызывать у зрителей такую бурю эмоций.

Купаясь в волнах восхищения, Констанция и Ричард Личфилд взялись за руки и подошли к краю сцены, чтобы поклониться еще раз, а живые актеры в это время в ужасе отступили.

Они кричали и молились, они испускали жуткие вопли, они бегали по сцене, словно уличенные любовники в фарсе.