Эдгар По - Бойся Кошек

Он тогда возвращался домой, пересекая на поезде север Франции — за плечами оставалось горное путешествие, которому он с завидным постоянством предавался едва ли не каждое лето. Из багажа с ним был лишь средних размеров чемодан; вагон был переполнен сверх всякой меры, и ехали в нем преимущественно бесцеремонно снующие повсюду англичане. Они были ему глубоко несимпатичны, причем отнюдь не потому, что являлись его соотечественниками, а лишь по той причине, что вели себя слишком уж шумно и навязчиво, словно стирая своими развязными жестами и твидовыми костюмами всю прелесть приглушенных красок угасающего дня, которые приносили ему подлинное удовлетворение, позволяли раствориться в ощущении собственной незначительности и вообще забыть про свое существование. Эти англичане шумели, подобно духовому оркестру, изредка понуждая его смутно вспомнить про необходимость в более настойчивой и громкогласной форме заявить о себе. Однако, он по-прежнему сидел в углу своего купе, не решаясь настойчиво потребовать уважения своих прав и тех маленьких привилегий, которые для него самого, в сущности, представляли лишь незначительную ценность и заключались лишь в относительно спокойной поездке, возможности по собственному усмотрению открыть или закрыть окно — благо оно было рядом — и тому подобном.

Одним словом, в поезде он чувствовал себя довольно неуютно и всем сердцем желал, чтобы поездка как можно скорее завершилась, а сам он снова оказался в своем родном Сурбитоне, где жил вдвоем с незамужней сестрой.

Когда поезд сделал десятиминутную остановку на маленьком полустанке, он вышел на перрон, чтобы немного размять ноги, и тут же к своему явному неудовольствию увидел, как к вагонам устремилась очередная толпа туристов с Британских островов. В то же мгновение он почувствовал, что не в состоянии дальше продолжать путешествие. Даже его вялая душа восстала против подобной перспективы и в мозгу тут же вспыхнула идея провести ночь в этом маленьком городке, а путешествие продолжить на следующий день, выбрав для него медленный и спокойный поезд.

Станционный служитель уже прокричал «По вагонам!», но коридор его собственного вагона оказался забит настолько, что и шагу некуда было ступить. Одним словом, у него на раздумья и принятие решения оставались считанные секунды. И решение это созрело. Везин резко потянул вниз подвижную оконную раму и попросил сидевшего напротив него пожилого господина помочь ему выгрузить чемодан. На ломаном французском он объяснил ему, что намерен именно здесь прервать свою поездку. Француз, по словам самого Везина, стрельнул в его сторону полуосуждающим-полупредостерегающим взглядом, который ему не забыть до конца дней своих. Затем, когда Везин уже стоял на перроне и принимал от француза передаваемый через окно чемодан, тот негромко произнес ему почти на ухо длинную фразу, из которой наш герой ухватил лишь самую концовку: «А cause du sommeil et a cause des chats».

Отвечая на вопрос доктора Силянса, который со свойственной ему профессиональной цепкостью ухватился за этого француза как за важный для всего повествования персонаж, Везин признал, что данный господин с самого начала их поездки произвел на него самое благоприятное впечатление, хотя он сам толком не может понять, что послужило тому причиной. В течение четырех часов они сидели друг напротив друга в одном купе, и хотя за все это время своего слабого французского, — он подтвердил, что практически не сводил с незнакомца своего взгляда, и по серии мелких и совершенно неприметных признаков вежливости и внимания, — почувствовал со стороны того явную доброжелательность по отношению к собственной персоне. Оба мужчины явно симпатизировали друг другу и между ними не возникало никаких трений, точнее, их не возникло бы, вздумай они перейти от обоюдного молчаливого созерцания к непосредственному знакомству и беседе. Француз, похоже, и в самом деле оказывал некое безмолвное покровительство этому весьма непредставительному англичанину и без всяких слов или жестов дал понять, что желает ему всяческого добра и готов оказать любую посильную помощь.

— А эта фраза, которую он пробормотал, передавая вам чемодан, — вы не можете припомнить ее поточнее? — спросил Джон Силянс, изображая на лице ту самую доверительно-симпатизирующую улыбку, которая обычно растапливала корку ледяного недоверия пациентов.

— Видите ли, он проговорил ее так быстро, тихо, даже в какой-то запальчивости, — едва слышно ответил Везин, — что я толком почти ничего не разобрал. Уловил только несколько слов в самом конце фразы — он их произнес наиболее разборчиво, а голова его в тот момент почти вплотную приблизилась к моему лицу.