Он подошел и взял трубку, держась рукой за батарею, как делал это всегда. Это был Ирвин Голдмэн, и, как только он поздоровался, Луис увидел следы на полу — маленькие, грязные следы, — и сердце застыло у него в груди, и глаза вылезли из глазниц, и он подумал, что, поглядев сейчас на себя в зеркало, увидит безумного лунатика, сошедшего с картины семнадцатого века. Это следы Гэджа, Гэдж был здесь, он побывал здесь ночью, и где же он теперь?
— Это Ирвин, Луис... Луис, ты меня слышишь? Алло!
— Хэлло, Ирвин, — отозвался он, уже зная, что Ирвин скажет ему. Он понял, чья это машина. Он понял все. Нить... Нить уходящая в темноту... теперь он знал, куда она ведет. Если бы он понял это раньше! Но он «купил» эту нить. Это его нить.
— Я подумал, что нас разъединили, — сказал Голдмэн.
— Нет, я просто уронил трубку, — ответил Луис. Голос его звучал спокойно.
— Рэчел приехала?
— Да-да, — сказал Луис, думая о синем автомобиле. Черч залез на него. Глаза Луиса были устремлены на грязные отпечатки на полу.
— Мне нужно поговорить с ней, — сказал Голдмэн. — Прямо сейчас. Речь идет об Элли.
— Элли? Что с Элли?!
— Я думаю, Рэчел...
— Рэчел сейчас нет, — сказал Луис твердо. — Она пошла в магазин за хлебом. Что с Элли? Говорите же, Ирвин!
— Мы были вынуждены поместить ее в больницу, — сказал с неохотой Голдмэн. — Ей снились кошмары. Она не могла от них избавиться и...
— Они успокоили ее?
— Что?
— Успокоили они ее или нет? .
— Да, конечно. Дали ей пилюлю, и она уснула.
— Она говорила что-нибудь? — Он сжал трубку мертвой хваткой.
На другом конце провода воцарилось длительное молчание. Луис не прерывал его, как бы ему ни хотелось.
— Это напугало и Дори, — сказал, наконец, Ирвин. — Она много болтала, прежде чем ее увез... прежде чем ее стало невозможно понять. Дори сама была на грани... понимаешь.
— Ну, и что же она сказала?
— Она говорила, что Оз Великий и Ужасный убил ее мать. Но она сказала не так. Она сказала... «Оз Великий и Узасный», как говорила наша другая дочь. Наша дочь Зельда. Луис, скажите мне, я не хочу спрашивать у Рэчел, но что ты и она говорили Элли о Зельде и о том, как она умерла?
Луис закрыл глаза; мир начал медленно уходить у него из-под ног, и голос Голдмэна доходил до него, словно через плотный туман.
«Тебе могут почудиться голоса, но это всего лишь птицы, летящие на юг. Это они кричат».
— Луис, вы тут?
— С ней все в порядке? — спросил Луис, слыша собственный голос откуда-то издалека. — С Элли все будет в порядке, как вам кажется?
— Шок от похорон, — сказал Голдмэн. — Ее осматривал мой врач. Лэтроп. Хороший специалист. Сказал, что у нее нервное возбуждение. Но мне кажется, Рэчел нужно вернуться. Луис, приезжай тоже. Я боюсь.
Луис не отвечал. Бог присматривает и за милой пташкой, как говорил добрый король Яков, но Луис не был Богом, и смотрел сейчас на грязные следы.
— Луис, Гэдж умер, — сказал Голдмэн. — Я знаю, что вам трудно это пережить — тебе и Рэчел — но твоя дочь жива, и вы нужны ей.
«Да, я это пережил. Вы старый глупый пердун, Ирвин, но то, что случилось с вашими дочерьми апрельским днем 1965 года, должно было научить вас уму-разуму. Я нужен ей, но не могу прийти, ведь я боюсь, что на моих руках кровь ее матери».
Луис посмотрел на свои руки. Он увидел грязь под ногтями, так похожую на грязь, засохшую на полу.
— Ладно, — сказал он. — Я понял. Мы будем у вас, как только сможем. Уже вечером, если удастся. Спасибо.
— Нам кажется, что это лучше всего, — сказал Голдмэн. — Может, это старость, Луис, но я боюсь.
— Она говорила что-нибудь еще? — спросил Луис. Ответ Голдмэна ударил в его сердце звоном похоронного колокола.
— Еще много, но я помню только одну фразу: «Паскоу сказал, что уже поздно».
Он повесил трубку и повернулся к плите, машинально раздумывая, продолжить ли завтракать или сделать что-то другое, когда на середине кухни серая пелена застлала его глаза, и он упал в обморок. Он падал ниже и ниже в какие-то туманные бездны, описывая круги. Через неопределенное время он очнулся и встал на больное колено, после чего новый приступ боли исторг из его горла дикий вопль. Слезы хлынули у него из глаз.
Наконец он поднялся на ноги и встал, шатаясь и держась за стену. Но голова теперь была ясной. Что-то надо было делать. Но что?
В последний раз его посетил позыв к бегству, более сильный, чем раньше — он ощутил даже тяжесть ключей от машины в кармане брюк. Он мог сесть в «сивик» и отправиться в Чикаго. Мог забрать Элли и уехать с ней. Конечно, Голдмэн заподозрил бы неладное, но он все равно бы забрал ее... вырвал у них, если нужно.
Читать дальше