Мария Барышева - Дарители

— И ты предположила, что кто-то владеет языком настолько виртуозно, что создает метафоры, влияющие на подсознание…

— Да, потому что ведь не все обладают живым воображением, чтобы понять любую метафору. Они предназначены только для глубинного понимания — на таком уровне, о котором ты можешь ничего не знать, то есть процесс идет без твоего ведома… о, Господи, у меня нет нужных знаний, чтобы утверждать все это наверняка… тут нужен, по крайней мере, профессор, причем несколько!.. Ладно. Только не отдельные метафоры, а… к тому моменту мне начало казаться, что в каждом письме я вижу развернутую метафорическую систему, и тогда проблема контекста не была такой уж важной, потому что части этой системы являются контекстом друг для друга. Но меня беспокоили ломаные синтаксические связи.

— Синтаксические связи, — сказал Схимник, потирая затылок, — они как-то всегда беспокоят.

Вита гневно вздернула голову.

— Если ты считаешь все это…

— Тихо, тихо, ничего я не считаю, извини, Вит, просто ты уже давно вышла за границы моих познаний в этой области — должен же я как-то участвовать.

Она взглянула на него с легким изумлением, в ее глазах плясали смешинки.

— Ого! Ты понял, что сейчас сделал? Ты назвал меня по имени. Осторожней, ты вступаешь на опасную тропу — поднимаешь жертву до своего уровня.

— Не отвлекайся, а кто из нас жертва, мы обсудим позже. Тебя беспокоили…

— Да, — глаза Виты снова потускнели, — а потом у Наташки случился тот… припадок — я тебе рассказывала. Когда она погружается в работу, ее мышление, восприятие меняются — она существует в мире, который для нее состоит из цвета — физические измерения, чувства, мысли — все, и что она там видит — объяснить невозможно. А в этот раз она, оказавшись в нашей действительности, какое-то время продолжала воспринимать ее по-своему… она пыталась описать мне ее нашим языком, но получался лишь бессмысленный набор слов… прилагательных цвета. Вот если бы у нее в тот момент были краски, тогда бы ей было проще. Но, видишь ли, то, что она говорила, для нее бессмысленным не было. Просто она говорила и думала на своем языке. А тот, кто писал эти письма, написал их на своем языке — он близок к нашему, но в нем совершенно другие правила.

— Язык, воспринимаемый подсознанием?

— Ну… наверное.

— Все равно. Во-первых, почему и каким образом он может оказывать такое воздействие? Во-вторых, куда все это потом девается — ведь эта твоя, — он хмыкнул, — метафора, получается, действует только на одного человека, а прочие читают себе на здоровье.

Вита кивнула с несчастным видом.

— Да, и это превращало в труху всю мою теорию. Могло быть, конечно, что он пишет индивидуальный текст — для каждого свой, но для этого, во-первых, нужно было досконально изучить каждого адресата, а во-вторых, ведь, по меньшей мере… ну пусть, двое — получили не свои письма — Измайлова — письмо Светки Матейко, а Людмила Ковальчук прочла письмо, адресованное ее сыну. И вот дальше-то… — она замолчала и неуверенно покосилась на Схимника.

— Дальше, я так понимаю, начинается то, что к науке отношения не имеет.

— Да. Понимаешь, с самого начала, когда я только прочла первое письмо, мне показалось, что я вижу что-то знакомое… ощущаю что-то, что уже доводилось ощутить раньше. Этот текст… содержание… что-то мне напоминало. Мне все время чудилось, что, даже несмотря на то, что я не в состоянии расшифровать его до конца, я смотрю не на что-то цельное. Я смотрю на остатки… обломки… что-то мертвое… словно что-то было и исчезло, оставив мне только оболочку, пустую клетку… не знаю… А потом я вдруг поняла, на что это похоже. Когда я впервые встретилась с Наташей, она показала мне одну из своих картин. Эта картина была живая, понимаешь?

Схимник кивнул, его лицо стало жестким и застывшим.

— Потом… я до сих пор точно не знаю, что произошло, но я ее разорвала. То, что я почувствовала в этот момент, описать невозможно, но когда я пришла в себя, у меня в руках были обрывки картины… мертвой, пустой… словно я держала труп. И эти письма — они такие же.

Схимник отклонился и оперся спиной о стену.

— Это невозможно.

— Но ведь картины возможны?

— Это… это совсем другое… Все эти чувства, смысл…всего лишь часть деятельности человеческого мозга…

— Тогда чего ты ждешь от Наташки? — с усмешкой спросила Вита. — Ты считаешь ее неким чудо-психиатром? Может и так, нам никогда не узнать что она делает на самом деле и что видит. Факт в том, что определенное качество исчезает у человека и появляется на картине! Оно не может исчезнуть вообще — закон сохранения…