Мария Барышева - Дарители

— Так зачем же ты обнаружила себя? Зачем пришла?

— Посмотреть, как ты бесишься!

Она засмеялась еще громче. Их пальто развевались на ветру, как вороньи крылья.

— Мне приятен цвет твоего страха — гораздо приятней, чем твоя фальшивая, блеклая отвага. Ты смотришь вниз и пытаешься убедить себя, что это иллюзия? Но разве была иллюзией та рана от волчьих зубов? Впрочем, мне необязательно портить свою клетку — в конце концов, разве зря я ее улучшала? По крайней мере, ее внешний вид способствует моему приятному времяпровождению. Но я уверяю тебя, что в моем мире твоя кровь будет литься по настоящему, и боль не будет иллюзией.

— В твоем мире? — с усмешкой переспросила Наташа, но ее голос был дрожащим. Она опустилась на скалу, которая оказалась ледяной. — Разве это мир?! Ты пугало меня своей многоликостью и ты умеешь повелевать своим крошечным фоном — и что?! Ты одиноко здесь. И всегда будешь одиноко. Ведь часть тебя жила когда-то в Дороге. Ты помнишь тот мир?

— А ты помнишь? — с горькой издевкой произнесла женщина, и ее лицо заколебалось. Через мгновение на скале стоял Андрей Неволин, и ветер трепал полы его бархатного камзола и длинные черные волосы. Его темные глаза смотрели с ласковой укоризной, рука была протянута сквозь ветер ей навстречу, и сквозь время до нее докатился отголосок давно прожитого ужаса. Но все же этот Неволин не внушал и десятой доли того чувства, это тоже была тень, призрак. — Ради чего ты разрушила наше бытие? Ради недолговечного сладостного бездействия души? Нам было хорошо там — нет соразмерностей, нет боли, нет беспрестанного томления. Мы улучшали наш мир. Мы принимали гостей. Мы приняли бы и тебя, но ты разрушила наш мир. Теперь я разрушу твой, если не выпустишь меня.

— Ты повторяешься, да и что мне с моего мира, если меня там давно нет? — хмуро ответила Наташа, не глядя на него. Старательно закутавшись в страх и растерянность, не позволяя им изменить цвет, истончиться, образоваться в них самой крошечной прорехе, она продолжала думать. А внутри разгорался знакомый холодный огонь — но не в руке, как всегда, а глубоко в груди — крошечный, волшебный огонь, и она лелеяла его и растила, бережно пряча и оберегая, до тех пор, пока он не наберет силу. Особая магия — единственное, что у нее осталось темного… и сильного. Только как использовать ее — даже, несмотря на то, что ее сила гораздо превышала неволинскую, заточить существо в картину, как она это сделала с Дорогой?.. Может и получится, а дальше? Что дальше?! Это временный плен, это отсрочка, оно все равно освободится, потому что картина получится…

потому что очень многие захотят посмотреть на нее… и прислушаться к ней…и тогда все вернется обратно, а может быть и хуже… намного хуже…

Ей снова вспомнилось то, что довелось увидеть в «Князе Болконском». Она смотрела тогда, забившись в укромный уголок сознания, где ее не могли отыскать, смотрела, дрожа от ужаса, и собственного бессилия, и собственной трусости… и только когда существо, уверенное, что оно одиноко в своей клетке, навело пистолет на затылок Схимника, она не выдержала и, выпрыгнув из своего убежища, схлестнулась с ошеломленным темным бесплотием в отчаянной схватке. Но сейчас важно было не это. Важны были картины, породившие то безумие. Картины, в которых она впервые принимала участие только в качестве зрителя.

— В том мире вместо меня осталась шлюха, убийца и садистка! — сказала она, склонив голову еще ниже. — Нет, мне все равно, и я не выпущу тебя.

Грозный рев моря раскололся, пропустив куда более громкий и мощный вопль ярости. Невидимая сила сорвала Наташу со скалы и швырнула вниз, и острые камни в лоскутьях грязно-белой пены понеслись навстречу с огромной скоростью — казалось, не она падает вниз, а каменная плоть скал, вздыбившись, сама летит вверх, возжаждав крови.

Она упала лицом вниз, прямо на один из ребристых камней, и лицо ее смялось в брызгах крови и осколков костей, мгновенно поглощенных морем. Ослепленная, раздавленная дикой болью, она закричала, но крик пришелся в волну, и в легкие хлынула жгучая соленая вода. Почему-то она еще жила, и в полной тьме чувствовала, как ее перекатывает туда-сюда, тупо ударяет обо что-то, и слышала громкий хруст и знала, что это хрустят ее кости и что это водяные валы перемалывают остатки ее тела о скалы… Она закричала снова, хотя легкие уже были заполнены водой до отказа и…

…крик далеко разлетелся в холодном воздухе. Дернувшись, Наташа покачнулась и упала на колени, ударившись о камень. Она снова находилась на скале, и развевавшиеся за спиной полы пальто были сухи, а от боли не осталось и следа. Она вскинула ладони, судорожно ощупав свое неповрежденное лицо, и глубоко вдохнула.