Мария Барышева - Дарители

Баскаков отвернулся и начал рассеянно смотреть в окно, а его пальцы машинально поглаживали черную шерсть Черчилля, сидевшего у него на коленях и мягко, довольно мигавшего огромными зелеными глазами.

Она очнулась, когда за машиной закрывались тяжелые ворота. Первым, что увидела Вита, приподняв веки, был Баскаков, сидевший вполоборота к ней и поглаживавший устроившегося у него на коленях кота. Между ним и Витой расположился светловолосый мужчина, смотревший прямо перед собой. Его щеки были точно изъедены оспой, кончик широкого носа загибался кверху, словно носок персидской туфли. Он держал сотовый телефон и сосредоточенно нажимал на кнопки большими пальцами. Телефон жалобно попискивал. Мужчина почувствовал, что на него смотрят, скосил глаза на Виту, но ничего не сказал.

В окне проплыл, нарастая, нависая, большой дом — несколько соединенных друг с другом крытыми галереями трехэтажных корпусов с серыми крышами и невысокими, в меру изящными башенками. «Джип» тряхнуло, и Вита закрыла глаза, а когда снова открыла их, машина уже въезжала по пандусу в просторный, ярко освещенный гараж, где уже стояли две машины. Раньше она тут же начала бы оглядываться в поисках малейшего шанса на спасение, присматриваться к окружающим, искать малейшую щелку, как попавшее в клетку дикое животное, но сейчас она просто лежала и равнодушно смотрела, как из машин выбираются люди. Один из них подошел и открыл дверцу «джипа». Баскаков повернул голову и добродушно, почти отечески взглянул на Виту.

— Очухалась?

— Я гляжу, поредело воинство-то, — Вита снова опустила веки и съежилась в своем уголке, словно пыталась стать как можно меньше. Баскаков хмыкнул.

— Вынимай ее, Шевцов, и веди за мной. Будет брыкаться — врежь ей, только не убей смотри.

Он вылез из машины и, окруженный людьми, прошел к двери. Вита, лежавшая с закрытыми глазами, почувствовала, как из машины выбирается Шевцов. Дверца с ее стороны открылась и хрипловатый, жесткий голос спросил:

— Идти можешь?

— Могу. Но не пойду. Волоком тащи, коли надо! — пробормотала она, инстинктивно прикрыв лицо руками.

— Не дури, — сказал Шевцов. — Тоже мне — Зоя Космодемьянская нашлась! Дура — хуже ж будет!.. Ладно…

Он вытащил ее, несопротивляющуюся, из машины и понес в дом.

В Вите, наконец-то, проснулся некий интерес к происходящему, и она попыталась было осмотреться, но ничего не вышло — ее лицо было крепко прижато к плечу Шевцова, и единственной вещью, на которую Вита могла смотреть, была его черная куртка, от которой пахло табаком и сладковатым одеколоном. Она слышала голоса, слышала звуки открывающихся дверей, потом почувствовала, что они начали спускаться. Они спускались долго, и богатое воображение уже нарисовало ей некое мрачное подземелье с прикованными цепями скелетами на стенах, бурыми пятнами засохшей крови на полу, разнообразными пыточными приспособлениями и жаровней, под которой пылал огонь. Картина, конечно, была нелепой, но Вита не могла отделаться от нее до тех пор, пока Шевцов не посадил ее на что-то мягкое и не отпустил. Вита со вздохом откинулась на это что-то, оказавшееся обычным диваном, и огляделась. Она находилась в довольно просторной прямоугольной комнате без окон, с выстеленным бледно-голубой плиткой полом, низким сводчатым потолком, с которого свисала люстра в виде ажурной полусферы, и узкой дверью, сейчас плотно закрытой. Кроме дивана, нескольких стульев и небольшого шкафа в углу, никакой мебели в комнате не было. В нише противоположной к выходу стены стояла статуя — высокая, стройная женщина одной рукой откидывала с головы тяжелые складки покрывала, спускавшегося до самых пяток босых ног. Вторая рука с полусогнутыми пальцами была приглашающе протянута раскрытой ладонью вперед — женщина, пристально глядя загадочными беззрачковыми глазами, повелительно манила к себе, словно приказывая войти в некий особенный, ведомый ей одной мир, из которого нет возврата. Губы были сложены в чуть кривоватую полуулыбку, от которой Виту почему-то передернуло, и она поспешно отвернулась.

Баскакова в комнате не было. Трое мужчин, включая Шевцова, расположились на стульях, еще двое встали возле стены, словно часовые. Все глаза были устремлены на Виту, и даже уставившись в пол, она на перехлесте этих внимательных взглядов чувствовала себя очень неуютно. На несколько минут комнату заполнила абсолютная тишина, такая тяжелая и гнетущая, что Вите вдруг захотелось завизжать и разбить эту тишину вдребезги.