Мария Барышева - Дарители

— Откуда ты взялся? — прошептала Наташа. Ее пальцы скользнули к замку сумочки и осторожно открыли его. — Как ты попал в дом?!

Слава оттолкнулся спиной от двери и молча пошел на нее, держа руки в карманах куртки. Теперь его взгляд был отсутствующим, и смотрел он мимо, но шел точно к ней, чуть прихрамывая и легко стуча подошвами по паркету. За ним потянулась цепочка грязных следов. Его движения были целеустремленными, но равнодушными и какими-то неживыми — так раскачиваются деревья от порывов ветра или скатывается с горы камень.

Наташа повернулась и бросилась в гостиную, на бегу роясь в сумочке. Слава догнал ее на середине комнаты, схватил за плечи и, чуть развернув, швырнул на черный кожаный диван. Вскрикнув, она ударилась лицом о спинку и упала на сиденье. Ее узкая юбка треснула, сумочка свалилась с плеча и брякнула о пол. Хватая ртом воздух и ошеломленно моргая, Наташа повернула голову и увидела, как Слава все так же равнодушно идет к дивану. На его пути оказался зеркальный восьмиугольный столик, но он не стал его обходить, а оттолкнул ногой в сторону. Столик опрокинулся, на пол посыпались крохотные вазочки с орхидеями, сигареты, пепельница и блюдо с апельсинами, которые весело покатились в разные стороны.

Наташа быстро перевернулась на бок и потянулась к сумочке, но Слава опередил ее и перехватил за запястье, дернув руку так, что хрустнули суставы. Пальцы другой руки впились Наташе в шею и надавили, вжимая ее затылком в диван. Ее губы раскрылись в жутковатой агонизирующей полуулыбке, и из них вырвался сдавленный хрип. Расширенные глаза, начавшие слегка подергиваться, уставились на Славу, но в них не было ни страха, ни боли — только любопытство. Из левой ноздри поползла тонкая струйка крови. Пальцы свободной руки судорожно зацарапали по обивке дивана.

— Ну, здравствуй, — негромко сказал Слава и слегка ослабил хватку. Наташа закашляла, потом, чуть отдышавшись, сипло произнесла:

— Вот уж не думала, что ты настолько по мне соскучился. Новиков, твои манеры просто ужасают. Совсем деградировал на крымской земле? Впрочем, таким ты мне еще больше нравишься — первобытность тебе идет. Ну, как — сразу сделаешь то, за чем пришел, или поболтаем? А может, займемся чем-нибудь еще более интересным? Положение подходящее.

Ее рука протянулась и скользнула по его щеке, но Слава, скривив губы, отдернул голову, и его пальцы чуть крепче сжались на шее Наташи.

— А ты знаешь, зачем я пришел?

Она лениво, снисходительно улыбнулась, продолжая в упор смотреть на него.

— Ну разумеется. Чтобы убить меня. Как ты собираешься это сделать — задушишь, перережешь горло, утопишь в ванной или выбросишь с балкона? Схимник успел тебя подучить?

— Заткнись! — глухо сказал Слава, стараясь не смотреть ей в глаза. Они затягивали, как раньше затягивали ее картины, и в блестящих черных зрачках можно было увидеть самого себя, тонущего и безмерно наслаждающегося этим.

— А ты заткни меня. Заставь меня. Милый мой, я больше не подчиняюсь приказам. Я теперь сама приказываю. Но я могу послушаться тебя, если ты прикажешь нечто особенное. Если я почувствую к этому интерес. Ты в состоянии заинтересовать такое существо, как я? Что ты можешь предложить творцу, Новиков? Мою собственную смерть? Безусловно, интересно, но это однократный процесс, исключающий все последующие. Это мне не очень-то подходит, но если ты настаиваешь, то хотя бы сделай так, чтобы это не было банально и скучно. И не забудь включить музыку — мои соседи не любят предсмертных криков по ночам.

— Это ты-то т-творец? — Слава наклонился так низко, что она почувствовала на лице его дыхание. Он по-прежнему старательно избегал ее взгляда. — Ты давно уже не творишь, ты только разрушаешь! Посмотри н-на себя — во что ты п-превратилась!

— Я смотрела на себя много раз. Мне очень нравится то, что я вижу. Я живу. Я делаю то, что доставляет мне удовольствие. Я беру то, что мне хочется. Я абсолютно самодостаточна. И я свободна от этих глупых самокопаний, которые вы называете совестью, — она снова улыбнулась. Кровь больше не шла, подсыхая косой полоской от ноздри к уголку рта, черные волосы прилипли к вспотевшему лбу, раскрытые губы, старательно ловившие воздух, влажно блестели. Ему захотелось убрать ее волосы назад, стереть кровь, а потом… Сощурившись, Слава отодвинулся, и Наташа тотчас уловила эту легкую перемену.

— Значит, тебе сладко живется?

— Клубника со сливками, — она облизнула верхнюю губу — очень медленно, потом положила ладонь на его руку, держащую ее за горло, словно хотела заставить его сжать пальцы еще сильнее. — Погоди, меня осенила догадка! Может, ты хочешь поквитаться со мной за измену?! Но ты ведь по телефону сам дал мне вольную, да и контрактов мы с тобой не подписывали.