Мария Барышева - Дарители

«Экскурсия» закончилась только глубоко за полночь, когда большой город слегка притих и отступил в полумрак, вдоль трасс протянулись цепочки огней, и призывно замигали светящиеся вывески ночных заведений. «Москвич» притормозил неподалеку от выстроенных по крутой дуге округлых серо-синих новостроек, возле самой дальней из которых еще виднелся хобот башенного крана.

— Ну, что, давай докyменты! — весело потребовала Наташа. Андрей протянул ей российский паспорт и несколько запаянных в пластик удостоверений. Наташа полюбовалась ими, потом открыла паспорт и улыбнулась своей фотографии.

— Ну разве не прелесть?!.. — пропела она. Андрей хмыкнул и закурил, наблюдая, как Наташа тщательно изучает документы. — Настоящие?

Он кивнул, пропуская сигаретный дым сквозь усы.

— Можно и так сказать. Итак, что же дальше?

— А ничего, — сказала Наташа, пряча документы и бумаги в сумочку. — Живи, как живешь. Мне ты теперь не нужен, но пока из Волжанска не уезжай — может возникнуть какая-нибудь непредвиденная ситуация, и ты мне можешь понадобиться, хотя… скорее всего до этого не дойдет. В середине ноября я тебя отпущу. Насовсем. Заберешь картину и … — она махнула рукой, показывая этим жестом ждущую его абсолютную свободу.

— Почему именно в середине ноября?

Наташа ласково улыбнулась.

— Потому что.

— А ты что собираешься делать? Очищать Волжанск от вселенского зла?

Женщина искренне рассмеялась, но головы не повернула. Огонек сигареты, отражаясь, вспыхивал и гас в ее глазах, и дым выскальзывал из губ тонкой изящной струйкой.

— Господи, какая чушь! Конечно нет! Правда, некоторые экземпляры здесь просто великолепны, и было бы желание… Только вот этого желания больше нет. У меня теперь совсем другие желания.

Она повернулась и слегка улыбаясь — не ему, а чему-то внутри себя, — провела ладонью по его плечу, потом ладонь поползла под полу расстегнутого плаща, и тут рука Андрея взлетела и поймала Наташу за запястье, крепко сжав пальцы. Губы Наташи чуть дернулись, потом она снова улыбнулась, и теперь улыбка была определенной.

— Ты любишь, когда твоим женщинам больно? Я не против — продолжай.

— Славке так и не звонила?

Тонкая рука вывернулась из его пальцев, красивое лицо уродливо исказилось болезненной судорогой, сразу состарившей его на много лет, и Наташа отдернулась назад — так в банальных страшных рассказах вампиры отшатываются от воздетого креста.

— Не твое дело! — процедила она, чуть втянув голову в плечи и пригнувшись, будто готовилась к прыжку. — Не твое… ты понял?!..

— Ты ведь была не против боли, — равнодушно заметил Андрей. — Что я могу поделать, если только это тебя пробивает?!

— Ты должен делать только то, что Я тебя прошу! — тяжело дыша, Наташа выбросила в окно сломанную сигарету. — Остальное тебя не касается!

— Для чего тебе все волжанские-то шишки? Ведь только Баскаков…

— О?! — лицо Наташи неожиданно стало отчаянно скучающим, как у сантехника, оказавшегося на семинаре исследователей романо-германских языков. — Ты об этом?.. Похоже, я в свое время наговорила тебе черт знает чего! Да, в первые дни приезда я действительно все еще мечтала о том, чтобы поставить твоего экс-шефа в несвойственную ему позицию… но это было до того, как я близко познакомилась с ним, — она махнула рукой вправо — туда, где теснились громады темных домов, а дальше блестели далекие россыпи огней в неспящем центре старого города. — Похоже, Схимник, я нашла самую большую любовь своей жизни. Я останусь здесь — останусь навсегда. Мне тут самое место… Я уже чувствую себя его частью. Я теперь очень много о нем знаю.

— Во-первых, то немногое, что тебе известно, ни черта тебе не даст! — резко сказал Андрей. — А во-вторых, довольно заговаривать мне зубы! Ты…

— Взгляни, — Наташа поднесла к его лицу свою правую ладонь с растопыренными пальцами, сверкающими длинными расписными ногтями. — Ты помнишь, как они тряслись. А теперь? Я выздоровела. Я больше не нуждаюсь в этом. Наверное, как живописец, я себя изжила, но я совсем не жалею! Посмотри на эти руки — они хотят жизни — настоящей жизни, понимаешь? Смерть мне скучна. И месть тоже.

— Думаешь, я тебе поверю?

— Мне наплевать, поверишь ты или нет. До середины ноября ты свободен. Ты мне уже почти ничего не должен. Скоро вернешься в свою новую, простую, приземленную жизнь.

— А ты, значит, будешь вести настоящую жизнь? — Андрей чуть наклонил голову, и даже блеск его очков стал ироническим. — Настоящая жизнь денег требует. Если собираешься в проститутки, так тут этого добра и без тебя хватает — складывать некуда. А если в бизнес-леди — так их еще больше… кроме того, ты в этом ничего не смыслишь.