Андрей Попов - Дверь в сказочный ад

– Господа, стойте! — взвыл волк. — Я чую его следы… ясно чую следы! За мной! Он очень-очень близко. Кажется, неглубоко под землей.

Я чувствовал Отчаяние и Безысходность — как две медленно двигающиеся навстречу огромные стены, как две клешни огромного монстра, между которыми ты беспомощно мечешься. И никакой надежды. В плоть вместо души вселился ужас. Внутри все горит, в глазах все меркнет. Находясь уже за гранью безумия, я бегал по тюремной камере, переворачивал нары, пинал эти никчемные человекообразные скульптуры и кричал только одно:

– Нет!! Я не хочу умирать этой паршивой смертью! Боги! Сделайте что-нибудь!

Боги были явно заняты чем-то другим или задремали в своем скучном раю. Я чувствовал, что оставлен всеми, оставлен даже собственным рассудком, который был бессилен придумать хоть что-то для моего спасения. Отчаяние и безысходность! Это кошмар из кошмаров!

С некоторой надеждой я посматривал на железную дверь камеры. Какова ее толщина? На сколько замков заперта? Может, все-таки выдержит. А если…

Если мне все же удастся продержаться здесь до утра? То потом все эти сатанинские чары развеются? Станут ли люди опять людьми? Убегут ли звери в свои портреты?.. Или нет? Увы, до утра продержаться еще ни разу не удавалось, поэтому вопрос остался без ответа.

Вот уже из коридора доносится тяжелое дыхание и топот громоздких лап… Они здесь! Уже здесь!!

Я протяжно стонал, и этот стон чуть ли не выворачивал наизнанку внутренности. В таких случаях людям ничего другого не остается, как расслабиться и отдаться рефлексам отчаяния: выть, кричать, проклинать все на свете. Серые стены подземной тюрьмы стали казаться стенами склепа. Черная фата мрака свисала со всех сторон, а пламя свечи, поставленной за упокой моей души, еще подергивалось, пожирая остатки воска.

Удар!!

Дверь дрогнула, но смолчала. С потолка посыпался сухой дождь штукатурки. Чем, интересно, они умудряются так долбить?

Последовали еще два удара… Первые трещины на стенах, первые скрипы шарниров.

– Господа! Он здесь! Здесь! — ревел медведь. — Глупый! Если надо, мы произведем Крушение Мира, но его все равно достанем!

Пока еще не совсем померкшим рассудком я попытался вникнуть в смысл последних слов, но поздно. Камера, еще недавно казавшаяся мне чуть ли не самым надежным убежищем во всей Англии, уже шаталась из стороны в сторону, словно Манчестер охватило мощное землетрясение. Я уже не воспринимал ничего, кроме оглушающего грохота да непрекращающихся резких толчков. На железной двери появилась огромная вмятина. Звери ревели, предвкушая близкий триумф собственного бешенства. За тюремным окошком сотрясалось и небо, еще немного, и звезды попадают вниз, а сама земля провалится в одну из существующих бездн. Тогда-то и наступит настоящий конец света. Это было бы великолепно, но увы…

Издав возглас искореженного металла, дверь соскочила с петель и грохнулась на пол. В полумраке, похожем на полусон, едва озаряемая еле тлеющей свечой, показалась морда рыси. Она первая вошла в мою камеру, посмотрела на меня, понюхала затхлый воздух и облизнула свой нос. Остальные звери пока еще находились снаружи.

– Съешьте меня побыстрей… пожалуйста… не тяните, — я услышал собственный шепот, невнятный лепет испуганных губ, и лишь потом осознал его смысл.

Тьма вздрогнула, и представление началось. Зрителей не было, присутствовали только актеры, которые так вжились в собственные роли, что уже верили в правдивость своей игры. Мы каждую ночь репетировали одну и ту же сцену, но режиссер что-то все махал руками и заставлял нас проигрывать ее заново и заново. Может, у нас плохо получалось? Может, я недостаточно искренне кричал от боли, а они недостаточно смачно меня съедали? Что ж, давайте попробуем еще. Вдруг на этот раз получится как надо?

Потом была кровь. Много крови. Были вопли. Была агония и страшная боль. Мое тело опять рвали на части, и казалось, если этого не произойдет, то следующее утро вообще никогда не наступит.

И наконец — пришла тишина, именуемая смертью.

И я снова в спальне, в своем родном Менлаувере, в той самой кровати, мокрый от пота с ног до головы, словно облитый чем-то сверху. Тело трясло как при лихорадке, чувствовался болезненный холод. Что за проклятье?! Почему я не могу умереть по-настоящему, раз и навсегда?!

Прошло десять томительных минут, прежде чем я, телом находясь уже здесь, а душою — еще в своем кошмаре, смог наконец совместить тело и душу воедино и более-менее прийти в норму.