– У тебя здесь… очень мило, — никакая другая мысль в тот момент в мою голову не пришла.
– Да, у меня здесь очень мило, — девочка говорила, как бы передразнивая.
– А почему бы тебе не пойти погулять? В наш сад, например.
– Я там уже была. Там неинтересно.
– Может, тебе скучно одной? Могла бы познакомиться с деревенскими девочками. У них тоже есть куклы. Правда не такие красивые, как у тебя.
И тут Лули меня просто ошарашила своим ответом:
– Высокое светское положение не позволяет мне играть с деревенскими замарашками. Посмотрите, кто живет у меня в комнате: одни графы, герцоги, короли и королевы. Вот это, — она показала мне ту куклу, что находилась у нее в руке, — синьора Индира, правительница Индии. Красивая, да? И очень умная.
– По-моему, в Индии правят одни мужчины.
– Это сейчас, а в следующем веке синьора Индира займет там трон, и ее надо к этому подготовить: хорошенечко-прихорошенечко расчесать.
Лули опять заводила расческой по черным волосам куклы «Индиры». Я молчаливо ретировался. Да… прав был мой кучер Мэтью: в этом замке все немного с шизой. Впрочем, как выразился один мыслитель, сумасшествие — это самая глубокая и самая ироничная вещь на свете. Я подписываюсь под его словами.
Во всем же остальном наша жизнь прекрасна…
Все, сказанное мной до этого места, не более чем увертюра, трогательное вступление, которое можно было бы и пропустить, отделавшись несколькими вводными предложениями. Но в таком случае дальнейшая перипетия событий выглядела бы не столь впечатляюще, как на фоне этой умиротворяющей идиллии, в которой я парил первые недели жизни в Менлаувере. Как оказалось, в моем замке обитают добрые и приветливые слуги, на которых никогда не возникало желания прикрикнуть или повысить голос. Я со спокойной душой возложил все хозяйственные проблемы на плечи дворецкого, а сам продолжал купаться в своем сладком сновидении, похожем на жизнь и делающем ее прекраснее самого искусного вымысла.
Не помню точно, какое это было число: кажется, где-то середина сентября. Приблизительно к обеду в мой кабинет зашел Ганс, слуга, и сообщил, что в нашу латифундию пожаловал некий гость, именуемый себя мистером Брайтом.
– Зови немедленно! — я даже подскочил с кресла, в прямом и переносном смысле одурев от ошеломляющей новости.
Томас Брайт! Лучший друг юности, однокашник по колледжу! Сколько же мы не виделись? Лет семь или восемь? Эх, время, время… некому тебя проклясть за твои злодеяния.
Снизу уже доносился всесотрясающий топот его ног. Его излюбленное занятие — демонстративно создавать вокруг себя много шума: целую гамму криков, ругани и бессловесного грохота. Наконец, портьера была распахнута, и в дверном проеме нарисовалась маститая, громоздкая, откровенно сказать — разжиревшая фигура Томаса. Он всплеснул руками и зажал меня в мертвом капкане своих объятий.
– Майкл! Майкэлл!! Муайколл!!! — как по дурости юных лет, он всячески коверкал мое имя, выкрикивая его так, что разбудил дребезжанием оконные стекла. — Что же ты, совсем зазнался, сволочь этакая?! — я еле увертывался от его поцелуев. — В графы-герцоги, говоришь, выбился! Совсем уже позабыл старых добрых друзей!
Он приподнял меня на несколько дюймов от пола и принялся вращать вокруг собственной оси. Силой обладал неимоверной, в колледже практически не знал себе соперников.
– Рад тебя видеть, Том!.. Да пусти же ты!
Едва почувствовав свободу, я позвонил в колокольчик и крикнул:
– Франсуа!
Повар явился немедленно.
– Франсуа! Будь любезен, самый искусный, самый изысканный, никем еще не превзойденный обед на двоих!
– Слушаюсь, сэр.
Он ретировался бесшумно, точно мираж. А Томас тем временем снял с себя прогулочную мантилью и сел на софу, продавив ее чуть ли не до самого пола.
– Ну, рассказывай: как, что, где, когда и по какой причине… Эх, Майкл! Власть и деньги тебя окончательно испортили, кем ты был… и кем стал! Забываешь самых лучших своих друзей.
– Поверь мне, Том, последние годы был так занят, что даже некогда было навестить собственных родителей. Я же писал тебе, а ты на последнее письмо так и не ответил.
– Да что письмо… — он махнул рукой, — скучнейший в мире документ. Кстати, не женился еще?
– А ты что, забыл, как мы с тобой поклялись, что обязательно женимся в один и тот же день и обязательно на сестрах-близняшках?
Он громко рассмеялся.
– Как же, помню, помню… По молодости какая только дурь в голову не залетала. Я вот гляжу, ты себе целый дворец отхватил, — его критический и вечно высокомерный взор прощупал всю мебель моего кабинета, остановившись на позолоченной чернильнице. — Как же тебя теперь величать? Ваше величество Айрлэнд? Или ваша светлость Айрлэнд? — и снова смех.
Читать дальше