Явно выраженный наполеоновский синдром, подумала Ванесса. Гомм, безусловно, безумен, но что за величественное безумие! И по сути безвредное. Зачем нужно его запирать? Он определенно не способен причинить вред.
– Кажется нечестным, – сказала она, – что вы заперты здесь.
– Ну, это, конечно, для нашей собственной безопасности, – ответил Гомм. – Вообразите хаос в том случае, если какая-нибудь анархистская группа обнаружит, откуда мы управляем, и прикончит нас. Мы движем мир. Это не значит, что все так и идет, я же сказал – системы разваливаются. Время идет, властители, зная, что у них есть мы для решения самых острых вопросов, беспокоят себя все больше удовольствиями и все меньше думаньем. На протяжении пяти лет мы были не столько советниками, сколько замещали сверхправителей, жонглирующих нациями.
– Как забавно, – сказала Ванесса.
– До определенной степени, – ответил Гомм. – Но слава меркнет очень быстро. И после десятилетия – или что-то около того – начинает сказываться нагрузка. Половина Комитета уже мертва. Голованенко выбросился из окна. Бучанян – новозеландец – болел сифилисом и не знал о том. Возраст прикончил дорогую Йонийоко. И Бернгеймера, и Сорбутта. Рано или поздно это постигнет нас всех, а Клейн продолжает снабжать людьми, чтобы перехватить дело, но они не беспокоятся. Им наплевать! Мы функционеры, вот и все. – Он довольно сильно разволновался. – Покуда мы снабжаем их решениями, они счастливы. Ну... – голос его упал до шепота, – мы со всем этим заканчиваем.
Было ли это мигом самоосознания, размышляла Ванесса. Был ли это здравомыслящий человек, пытающийся выбросить из головы фантазии о господстве над миром? Если так, возможно она в силах чем-то поспособствовать.
– Вы хотите выбраться отсюда? – спросила она.
Гомм кивнул.
– Я бы хотел повидать свой дом еще раз, до того как умру. Я порвал со столь многим, Ванесса, ради Комитета, это почти довело меня до сумасшествия...
– О, – подумала она, – он знает.
– ...Прозвучит ли это слишком эгоистично, если я скажу – моя жизнь кажется чересчур большой жертвой, чтобы отдавать ее за глобальный мир?
Она улыбнулась его притязаниям на могущество, однако ничего не сказала.
– Если так – то так! Я не раскаиваюсь. Я хочу удалиться отсюда! Я хочу...
– Говорите потише, – посоветовала она.
Гомм опомнился и кивнул.
– Я хочу немного свободы, прежде чем умру. Мы все хотим. И, верите ли, нам кажется, вы можете нам помочь. – Он посмотрел на нее. – Что-то не так? – спросил он.
– Не так?
– Почему вы так на меня смотрите?
– Вы не в порядке, Харви. Не думаю, что вы опасны, но...
– Подождите минутку, – попросил Гомм. – Что, по-вашему, я вам рассказал?..
– Харви. Это прекрасная история...
– История? Что вы подразумеваете под историей? — произнес он обидчиво. – О... понимаю. Вы мне не верите, да? Так и есть! Я только что рассказал вам величайшую мировую тайну, а вы мне не верите!
– Я не утверждаю, что вы лжете...
– Да? Вы думаете, я безумен! – взорвался Гомм. Голос его раскатывался эхом вокруг прямоугольного мира. Почти сразу же раздались голоса из нескольких построек и вскоре – грохот шагов.
– Вот, смотрите, что вы наделали, – сказал Гомм.
– Я наделала?
– Мы в беде.
– Осторожнее, Х.Г., это не значит...
– Слишком поздно для сокращений. Вы останетесь там, где есть, а я собираюсь направиться к ним. И отвлечь.
Собираясь уйти, он поймал ее руку и поднес к губам.
– Если я сумасшедший, – сказал он, – таким меня сделали вы!
Затем он удалился, его короткие ноги несли его через двор с солидной скоростью. Однако он не успел дойти до лавровых деревьев, как прибыла охрана. Они приказали ему остановиться. Поскольку он этого не сделал, кто-то выстрелил. Пули избороздили камень у ног Гомма.
– Все в порядке, – завопил Гомм, замирая и вытягивая в пространство руки. – Меа culpa!
Выстрелы прекратились. Охрана расступилась, когда вышел начальник.
– А, это вы, Сидней, – обратился Х.Г. к Капитану. Тот заметно дернулся, когда к нему обратились при подчиненных подобным образом.
– Что вы здесь делаете в ночное время? – требовательно спросил Сидней.
– Смотрю на звезды, – ответил Гомм.
– Вы были здесь не один, – сказал Капитан. Сердце Ванессы рухнуло. Пути обратно в ее комнату, не пересекая двор, не было, и уже теперь, когда объявлена тревога, Джиллемо, вероятно, проводит проверку.
– Правда, – сказал Гомм. – Я был не один. – Не оскорбила ли она старика настолько, что теперь он собирается выдать ее? – Я видел женщину, которую вы взяли.
Читать дальше