Дмитрий Герасимов - Крест в круге

Владимир Ильич обвел взглядом комнату, наслаждаясь произведенным эффектом.

– Ну и, наконец, последнее… – сказал он, садясь на свой стул и вытирая платком мокрый лоб. – Закономерный финал, способный удивить всякого, но не меня, потому что я – специалист в своем деле и способен предугадывать подобные поступки. Прошу вас, Олег Маратович, сообщите коллегам о вчерашнем происшествии.

Абдуразаков нехотя поднялся со своего места. Он бросил виноватый взгляд на грузную фигуру у окна, провел ладонями по щекам и нахмурился:

– Действительно, происшествие скверное… Пренеприятное. Из ряда вон, так сказать… Словом, сегодня утром со мной беседовал специальный уполномоченный сотрудник, – директор устремил глаза в потолок, – Кузнецов Иннокентий Петрович. Он сообщил, что вчера вечером им был задержан наш воспитанник Григорьев Борис.

Абдуразаков перевел дух и опять бросил тревожный взгляд на Циклопа.

– Да, – продолжил он, – был задержан! При попытке вынести из специального архивного фонда… м-м-м… ценный экспонат.

– Да какой там экспонат! – не выдержал Циклоп. – Ржавый ножичек для бумаг!

Рыжий оживленно поднял брови:

– Вам было известно об этом?

– Да, – с вызовом ответил Циклоп. – Я вчера лично беседовал с Иннокентием Петровичем. С товарищем Кузнецовым. Он сказал, что…

– Что ваш воспитанник – вор, не так ли? – Рыжий не скрывал своего злорадства.

– Нет, напротив. Он сказал, что…

– Позвольте, – Владимир Ильич вдруг резко поднялся со стула, – а что вообще понадобилось тринадцатилетнему мальчику в специальном архиве? И как он туда попал?

Циклоп моргал единственным глазом.

– Это очень важный вопрос. – Голос рыжего неожиданно стал ползти по октаве вверх. – Может быть, самый важный из всех прочих. Что понадобилось ребенку в специальном архиве и как он туда пробрался?

Рыжий человечек буквально буравил взглядом беспомощно замолчавшего учителя.

– Проще простого. Архив – это ветхий сарай. Туда и баран заберется. – Абдуразаков сразу же пожалел, что неосторожно ляпнул эту глупость. Желание хоть как-то поддержать заслуженного коллегу и немножко (в меру) заступиться за мальчика, поставило его самого в дурацкое положение.

Но рыжий даже не взглянул в его сторону. Он подошел вплотную к Циклопу.

– Признайтесь мне искренне, как врачу: зачем вашего любимца понесло в специальный архив с документами?

С Циклопом давно так никто не разговаривал. Он растерялся, отпрянул назад, почти упав на подоконник, и пробормотал:

– Я… Я не знаю. Боря однажды попросил меня, чтобы я взял его с собой в архив… Но я отказал ему в этой просьбе.

– А вчера? – не унимался Владимир Ильич. – Вы просто мимо проходили?

Директор почувствовал, что сейчас все закончится совсем худо.

– Николая Давыдовича вызвал товарищ Кузнецов, – поспешно вставил он, разряжая обстановку. – Николай Давыдович – классный руководитель Бориса Григорьева. И его наставник.

– Наставник – это хорошо, – снисходительно кивнул рыжий. – Тогда, может быть, вы повторите за своим учеником слова угрозы Иннокентию Петровичу?

– Угрозы? – растерялся Циклоп.

– Вижу, что уже забыли, – улыбнулся Владимир Ильич и, повернувшись к окружающим, пояснил: – Григорьев пообещал специальному и полномочному сотруднику органов, что тот погибнет от руки учителя литературы! – Он вновь обратился к Циклопу. – Вы, наставник Григорьева, какой предмет преподаете в школе?

Николай Давыдович неожиданно выпрямился во весь свой внушительный рост и прошептал:

– Да как вы смеете?! Вы!

– Ну-ну-ну, – примирительно пробасил рыжий. – Я же просто ставлю диагноз. Моя профессия – не разрушать, а помогать. И предупреждать возможные последствия.

И он спокойно сел на место.

Директор понял, что нужно поскорее заканчивать собрание.

– Товарищи, – скороговоркой произнес он, – изложенные факты на самом деле не могут не вызывать беспокойства. Нам надо решить…

И они решили. За последующие пять минут они решили судьбу Бори Григорьева на ближайшие пять лет.

Новый интернат, в который перевели Бориса, походил скорее на тюрьму. Не хватало только решеток на окнах. Здесь все было по часам, и грозное слово «дисциплина», к которому Боря уже привык в детдоме и в прежней заводской школе, сейчас обрело новый, пугающий смысл.

С самого утра в убого обставленную комнату общежития, рассчитанную на четырех человек, приходила группа хмурых людей во главе с рыжим Владимиром Ильичом. Они коротко беседовали с каждым воспитанником. Лаконичные вопросы, которыми визитеры сыпали, как сухой гречкой, не отличались разнообразием.