Энн Райс - Мумия

В дверь отрывисто постучали.

Рамзес скрылся в спальне, Самир вышел в коридор.

Это был Эллиот. Их глаза встретились только на миг, потом Джулия отвела взгляд: не в силах осуждать его, смотреть на него она все же не могла.

Джулия подумала: он тоже приложил к этому руку. Он все знает, он знает даже больше, чем она. Как отвратительна эта кошмарная история!

Она направилась в гостиную и уселась на стул в дальнем углу.

– Я пришел по делу, – сказал Эллиот, глядя на Рамзеса. – У меня созрел кое-какой план, и мне требуется ваша помощь. Но перед тем как изложить свой план, хочу напомнить, что вам крайне опасно находиться здесь.

– Если меня найдут, я опять убегу, – пожав плечами, сказал Рамзес. – Ну и какой у вас план?

– Я хочу вывезти отсюда своего сына и Джулию. Что произошло после того, как я ушел? Вы мне расскажете?

– Она именно такая, как вы и говорили. Сумасшедшая, страшно сильная и опасная. Только теперь она здорова. С ее телом все в порядке. И у нее теперь небесно-голубые глаза, как у меня.

– Ага.

Эллиот погрузился в молчание. Похоже, ему стало очень больно, он даже задержал дыхание, чтобы превозмочь эту боль. Джулия вдруг поняла, что он пьян, здорово пьян. Она впервые видела его в таком состоянии. Он был расстроен, взволнован и пьян. Потянувшись к бокалу Самира, наполовину наполненному коньяком, Эллиот рассеянно выпил.

Самир спокойно шагнул к маленькому бару в углу гостиной и принес ему бутылку.

– Вы спасли мне жизнь, – сказал Эллиот Рамзесу. – Благодарю вас.

Царь пожал плечами. Джулии показалось, что они говорят каким-то странным тоном, очень интимным, словно прекрасно понимали друг друга. Никакой враждебности.

– Так что насчет вашего плана? – спросил Рамзес.

– Вы должны мне помочь. Вы должны лгать. Вы должны делать это убедительно. В итоге с вас снимут обвинения в тех преступлениях, в которых вы подозреваетесь, а Джулия с Алексом смогут спокойно уехать отсюда. Самира тоже не станут ни в чем подозревать. Тогда можно будет заняться другими делами…

– Я не собираюсь никуда ехать, Эллиот, – устало сказала Джулия. – Но Алексу должны разрешить выезд как можно быстрее.

Самир налил Эллиоту еще коньяку, граф машинально принял бокал и выпил.

– А джин есть, Самир? Я предпочитаю напиться джи­ном.

– Вернемся к делу, милорд, – сказал Рамзес. – Мне нужно исправить свою ошибку. По городу в одиночку рыщет последняя царица Египта. Ей нравится убивать. Я должен найти ее.

– Для этого нужно иметь крепкие нервы, – заметил Эллиот. – Однако мы можем все эти убийства повесить на Генри – он все равно уже мертв. Но вам, Рамсей, придется много врать…

Ночная тишина. Алекс Саварелл лежал обнаженный на покрытой белоснежными простынями постели и крепко спал. Тонкое шерстяное одеяло накрывало его по пояс. В лунном свете его лицо казалось гладким и белым, как воск.

В мирной тишине Клеопатра не торопясь распаковывала свои коробки, рассматривая прекрасные платья, бальные наряды, туфли. Она выложила на туалетный столик украденные прямоугольные бумажки с надписями «опера» и «на одну персону».

Луна освещала дорогие шелка, поблескивала на застежке жемчужного ожерелья. А за кружевными полупрозрачными занавесками был виден Нил, обтекающий округлые крыши и башенки, из которых состоял Каир.

Клеопатра стояла у окна, спиной к мягкой кровати и к богоподобному юноше, лежащему на ней. Он доставил ей божественное наслаждение, и она доставила ему божественное наслаждение. Его невинность и мужская сила оказались для нее самым настоящим сокровищем; ее загадочность и опыт ошеломили его. Он сказал, что никогда еще не был в такой власти у женщины.

А теперь он спал детским сном, мирно спал в постели, а она стояла у окна…

… И грезила наяву, предаваясь воспоминаниям. С тех пор как ее пробудили, у нее еще не было ни одной ночи. Она не знала холода ночной тьмы, когда со всех сторон наступают тяжелые мысли. И сейчас ей на память пришли другие ночи и настоящие дворцы с мраморными полами и колоннами, со столами, заставленными фруктами, жареным мясом и вином в серебряных кубках. И беседы с Рамзесом, которые они вели в темноте, лежа вместе в постели.

«Я люблю тебя так, как не любил ни одну женщину. Жить без тебя – какая же это жизнь?»

«Мой царь, мой единственный царь, – говорила она. – Что такое другие? Всего лишь куклы из детских игр. Маленькие деревянные императоры, которых переставляют с места на место…»

Видение затуманилось, пропало. Она потеряла его – так же как все другие воспоминания. Реальным было только сонное бормотание Алекса.