Энн Райс - Мумия

Надо чем-то накрыть голову. И нужны сандалии. Да, сандалии. Она быстро обшарила спальню и нашла их в деревянном комоде – кожаные сандалии, украшенные золотом, маленького размера – как раз по ее ноге. Нашла странную большую штуковину, усыпанную цветочками из шелка, напоминавшую те сооружения, которые укрывают от дождя.

Глядя на нее, она не смогла удержаться от смеха. Потом надела ее на голову и завязала под подбородком ленты. Теперь она стала очень похожа на женщин с журнальных кар­тинок. Если бы не руки! Что же ей делать с руками?

Она посмотрела на обнаженные кости указательного пальца правой руки. Их уже покрывала кожа, но очень тоненькая, тоньше, чем шелк ее платья. Она видела кровеносные сосуды – кожа была прозрачной. И вид костей снова смутил ее и расстроил.

Она опять вспомнила, как кто-то стоял над ней. Нет, нельзя допустить повторения. Ей нужно обмотать руку чем-нибудь, может быть, бинтом. Вот с левой рукой все в порядке.

Она повернулась и стала рыться в шкафу в поисках подходящей тряпки.

И тут она сделала просто потрясающее открытие! В шкафу лежали маленькие шелковые тряпочки специально для рук. Они были белые и расшиты жемчугом. На каждой тряпочке по пять «пальцев», и они обрезаны как раз на уровне кисти. Просто превосходно. Она засунула в них руки – теперь никто не увидит голых костей.

Так вот что лорд Рутерфорд называл «современными» вещами – музыкальные шкатулки и «автомобили», так он говорил, те вещи, которые она видела сегодня утром, – они окружали ее, похожие на огромных гиппопотамов. Интересно, как бы лорд Рутерфорд назвал эту одежду для рук?

Однако она теряет драгоценное время. Подойдя к туалетному столику, она подобрала несколько маленьких монеток и положила их в глубокий потайной карман тяжелой юбки.

Открыла дверь во двор, посмотрела на мертвое тело, прислонилась к стене. Что-то было не так, но что, она не понимала, силилась понять, но тщетно. Что-то…

Она снова увидела подернутую дымкой фигуру, склонившуюся над ней. Снова услышала священные слова на известном ей языке. Это язык твоих предков, ты должна выучить его. Нет, это было в другие времена. Они находились в светлой комнате, заставленной итальянским мрамором, и он учил ее. А на этот раз было темно и жарко, и она тянулась вверх, словно выплывала из глубоководья, ее мучила слабость, руки и ноги были вялыми, вода давила на нее, вода заполнила рот, так, что она не могла даже крикнуть.

Твое сердце снова бьется, ты вернулась к жизни. Ты опять сильна и молода, отныне ты бессмертна…

Нет, не надо плакать. Не стоит бороться; не стоит тянуться за ним, смотреть на него. Удаляющаяся фигура, голубые глаза. Она знала эти голубые глаза. Это случилось, когда я выпил его. Жрица показала мне в зеркале… голубые глаза. Да, тот самый голос. Тот самый голос твердил молитвы во тьме, древние священные молитвы, открывающие рот мумий.

Она назвала его по имени! И здесь, в этом странном маленьком домике, лорд Рутерфорд тоже произносил это имя. Лорд Рутерфорд собирался…

Вернуться засветло.

Бесполезно. Сквозь арочный проход она смотрела на мертвое тело. Она должна выйти в этот чужой мир. Она должна помнить, как легко их можно убить, как легко сломать им шею – будто хрупкий стебелек.

Она поспешно вышла из дома, не закрыв за собой дверь. Оштукатуренные белые стены стоящих напротив домов показались ей знакомыми и совсем нестрашными. Она знала такие города. Может, это и Египет. Нет, вряд ли.

Она пошла вперед, придерживая ленты шляпы, чтобы ветер не сдул ее с головы. Так легко идти быстрым шагом. И так здорово, что греет солнце. Солнце. Она увидела, как солнечный луч ворвался в глубокую пещеру. Деревянный люк открылся. Она услышала позвякивание цепи.

Потом воспоминание ушло. Если эту вспышку можно назвать воспоминанием. Проснись, Рамзес.

Это было его имя. Но теперь ей нет до него дела. Она свободна в этом чужом городе. Она может идти куда глаза глядят, присматриваться и делать открытия.

Самир купил несколько бедуинских балахонов в первом же магазинчике старого Каира, который торговал такими вещами. Зашел в грязный переулок, где жили опустившиеся французы, нырнул в маленький ресторанчик и там переоделся. Одежду, купленную для Джулии, он зажал под мышкой и прикрыл широкой полой робы.

Ему нравился этот свободный крестьянский наряд, выглядевший старомодным и совсем непохожим на современную, хорошо сшитую одежду, которую носили теперь египтяне. Наверное, это последний из существующих ныне образец древних одеяний пустынных кочевников – длинная свободная роба. Самир чувствовал себя в ней свободно. И был скрыт от нескромных глаз.