Энн Райс - Мумия

– Кто эта женщина? – спросил Генри.

– Все еще крепко прижимая спутницу к себе, Эллиот направился к стулу. Генри смотрел на ноги женщины – при каждом ее шаге видны были голые кости. Во взгляде Генри мелькнуло изумление, смешанное с отвращением.

– Кто она такая? Зачем ты привел ее сюда? Попятившись, Генри наткнулся на колонну, которая отделяла арочный проход от двора, и стукнулся об нее.

– С ней что-то неладно, – выдохнул он.

– Потерпи, я все тебе объясню, – прошептал Эллиот. Теперь грудь болела так, что слова давались с трудом. Усевшись на плетеный стул, он почувствовал, что женщина отпустила его. Она что-то пробормотала, и, проследив за ее взглядом, Эллиот увидел, что она смотрит на полку у противоположной стены комнаты: там, сверкая в солнечном свете, льющемся со двора, стояли стеклянные бутылки.

Женщина со стоном шагнула к полке. Черное саржевое покрывало сползло с ее головы и плеч, полностью открыв кости ребер, белеющие в глубоких ранах, и остатки ветхой одежды, едва прикрывающей ее наготу.

– Ради бога, только не паникуй! – воскликнул Эллиот.

Но было слишком поздно. Лицо Генри побледнело, рот задергался и скривился. Маленка во дворе испустила отчаянный вопль.

Издав жалобный стон, женщина уронила бутылку на пол.

Генри сунул руку в карман, вытащил, и солнце блеснуло на стволе маленького серебристого пистолета.

– Нет! – крикнул Эллиот. Он попытался подняться, но не смог. С тем же оглушительным грохотом, что и в музее, пистолет выстрелил. В клетке заверещал попугай.

Пуля попала женщине в грудь, и она завизжала, покачнулась, а потом со злобным воплем кинулась на Генри.

Звуки, издаваемые Генри, не были похожи на человеческие. Разум покинул его. Беспорядочно, наугад, стреляя, он помчался во двор. С пронзительным визгом женщина догнала его, выбила из руки пистолет и вцепилась Генри в горло. Они начали бороться, словно исполняя какой-то отвратительный танец. Генри отчаянно царапался, но костлявые пальцы все крепче сжимали его шею. Плетеный столик опрокинулся, чай пролился на пол. Они врезались в апельсиновые деревья, и листья, будто вода из душа, хлынули вниз.

Маленка в ужасе прижалась к стене.

– Эллиот, помоги! – крикнул Генри. Он откинулся назад, дрожащие колени его подломились – он судорожно вцепился женщине в волосы.

Эллиот ухитрился доковылять до арки. И как раз в это время хрустнули кости. Он моргнул и увидел, как тело Генри обвисло и упало на землю, превратившись в бесформенную кучу зеленого шелка.

Женщина отступила назад, постанывая, заливаясь плачем, ее рот снова исказила гримаса, обнажившая белые зубы, – как тогда, в музее. Гнилое тряпье разорвалось на плече и обвисло; сквозь ветхую ткань стали видны темно-розовые соски. Большие капли крови капали с пелен, все еще обмотанных вокруг талии, полоски полотна одна за другой разматывались и при каждом шаге спадали вниз.

Ее глаза, испуганные, залитые слезами, посмотрели на мертвое тело, а потом на еду и лужицу чая, которая испарялась на солнце.

Женщина медленно опустилась на колени, схватила булочку и поднесла ко рту. Потом встала на четвереньки и начала слизывать с пола чай. Сунула пальцы в баночку с джемом и за считанные секунды расправилась с ним. Потом заметила бекон и разом проглотила целый ломоть.

Эллиот молча наблюдал за ней. Маленка неслышно подбежала к нему и спряталась у него за спиной. Эллиот делал маленькие короткие вдохи и выдохи, прислушиваясь к ритму своего сердца.

Женщина уничтожила сливочное масло, потом принялась за яйца, зубами проворно очищая их от скорлупы.

Наконец с едой было покончено. Но женщина продолжала стоять на коленях, глядя на свои вытянутые руки. Солнечный свет, заливающий маленький дворик, блестел на ее черных волосах.

Эллиот продолжал наблюдать. Он не мог переварить то, что видел, не мог даже осуждать эту женщину. Он был слишком потрясен увиденным.

Внезапно женщина развернулась, упала ничком на пол и вытянулась во весь рост, рыдая в плитки, как в подушку. Ее рука беспомощно царапала плитку. Потом женщина перевернулась на спину, так, что целиком оказалась залита солнечным светом, и на нее падала зеленая тень апельсиновых деревьев.

С минуту она смотрела в раскаленное небо, потом глаза ее закатились, и были видны только бледные полумесяцы белков.

– Рамзес, – прошептала она. Ее грудь слабо колыхалась при дыхании.

Граф обернулся к Маленке. Тяжело опираясь на ее руку, он встал со стула и почувствовал, что темнокожую танцовщицу все еще трясет от страха. Он молча опустился на расшитые подушки и прислонил голову к круглой мягкой спинке плетеного кресла. Все это просто дурной сон, думал он. Но это был не сон. Он своими глазами видел, как это существо восстало из мертвых. Он видел, как оно убило Генри. Что же ему делать, господи?