Энн Райс - Пандора

«Она же может тебя услышать!» – гневно прошептала я.

«Конечно может. Вот уже пятнадцать лет я – ее хранитель. Мне пришлось бороться и с ренегатами, приходившими с Востока, и с пришельцами из африканской глуши. Она знает, кто она такая».

За исключением серьезного и задумчивого выражения лица, ничто не выдавало его истинный возраст. Мужчина в расцвете сил – именно так он выглядел. Я пыталась противостоять его ослепительному великолепию, трепету ночи за его спиной, но мне так хотелось отвлечься…

«Ну и свадебный пир у нас, – сказала я, – мне нужно поговорить с деревьями».

«До завтра они никуда не денутся», – возразил Мариус.

Перед моими глазами проплыло ее последнее видение, яркое, окрашенное экстазом: вот она берет с кресла молодого фараона и рвет его в клочья… Я увидела ее до этого откровения, в самом начале забытья, – она бежала по коридору и смеялась…

Мне в душу медленно закрадывался страх.

«Что случилось? – спросил Мариус. – Доверься мне».

«Когда я пила ее кровь, я видела ее маленькой смеющейся девочкой».

Я рассказала о свадьбе, о дожде розовых лепестков, о странном египетском храме, полном обезумевших верующих, и в довершение всего – о том, как она вошла в покои маленького царя, чьи советники предостерегали его относительно ее богов.

«Она сломала его, как деревянную игрушку. Она сказала: „Мелкий царек, мелкое царство“».

Собрав со стола свои странички, я описала последний сон о ней, ее крики и угрозы выйти на солнце и уничтожить непослушных детей. Я рассказала обо всем, что видела, о многократном переселении моей души.

Сердце мое нестерпимо болело. По мере того как я продолжала свое повествование, для меня все 6олее очевидными становились ее уязвимость и опасность, заключенная в ней. Наконец, я рассказала, как написала о своих видениях по-египетски.

Я устала и искренне жалела, что моим глазам вообще открылась эта жизнь.

Меня вновь охватило острое, тотальное отчаяние тех ночей в Антиохии, когда я рыдала, била кулаками о стены и втыкала в грязь кинжал. А если бы она не бежала со смехом по коридору? Что значил этот образ? А маленький мальчик-царь, беспомощный перед ее силой?

Без труда подведя черту под своим рассказом, я ждала уничижительных замечаний Мариуса. Терпение мое было на исходе.

«И что все это по-твоему значит?» – ласково спросил он и попытался взять меня за руку, но я ее отняла.

«Это фрагменты, обрывки ее воспоминаний, – ответила я, в то время как сердце мое буквально разрывалось. – Все они – отголоски прошлого, и только одно относится к будущему. Только один внятный образ – желание, чтобы состоялась наша свадьба, чтобы мы были вместе. – Мой голос был исполнен печали, и тем не менее я спросила: – Ну что ты опять плачешь, Мариус? Она собрала воспоминания, как в саду собирают цветы, собрала их наугад из всемирного сада, как листья, падающие в руки, и из этих воспоминаний она свила мне гирлянду. Свадебную гирлянду. Ловушка. Душа моя не блуждала. Во всяком случае, я так думаю. Если бы моя душа переселялась из тела в тело, то почему именно ей, такой древней, беспомощной, уже не играющей в мире никакой роли, лишенной власти, дано знать об этом? И сообщить об этом мне? Почему только ей?»

Я посмотрела на него. Он слушал очень внимательно и плакал. Он не стыдился этого и явно не собирался приносить извинения.

«Что ты говорил раньше? – спросила я. – Чтение мыслей не делает меня мудрее первого встречного? – Я улыбнулась. – В этом-то все и дело. Как же она смеялась, подводя меня к тебе. Как она хотела, чтобы я в полной мере увидела твое одиночество».

Он кивнул.

«Интересно, – продолжала я, – как она сумела закинуть свою сеть так далеко, что поймала меня в бушующем море?»

«Через Люция, вот как. Она слышит голоса из разных земель. Она видит то, что хочет видеть. Как-то ночью я до смерти напугал римлянина, который, видимо, узнал меня и, крадучись, пошел прочь, словно я представлял для него опасность. Я последовал за ним, смутно понимая, что для такого чрезмерного страха должны быть причины.

Вскоре я осознал, что ему разъедает совесть великое бремя, оно извращает все его помыслы и действия. Он пришел в ужас, что его узнал житель столицы. Он захотел уехать.

Поздно вечером при свете факела он пришел в дом одного греческого купца, заколотил кулаками в дверь и потребовал выплаты долга за твоего отца.

Грек повторил ему то же, что и раньше: деньги будут возвращены только твоему отцу.