Энн Райс - Вампир Арман

Я лежал на полу. Он стоял надо мной, открыв мне руки.

– Вставай, Амадео. Давай, поднимайся, иди ко мне. Возьми ее.

Я плакал. Я всхлипывал. У меня были красные слезы, и рука оказалась в красных пятнах.

– Помоги мне, господин.

– Я тебе и помогаю. Иди, ищи ее сам.

Новая сила помогла мне подняться на ноги, словно все человеческие ограничения были сняты, как сдерживавшие меня веревки или цепи. Я прыгнул на него, оттянул назад воротник, чтобы быстрее найти рану.

– Сделай новую рану, Амадео.

Я вцепился в плоть, прокусил ее, и кровь брызнула на мои губы. Я сомкнул на ней рот.

– Теки в меня.

Мои глаза закрылись. Я увидел степи, стелющуюся траву, голубое небо. Мой отец все сказал и скакал вперед, а перед ним – небольшая группа всадников. Был ли я среди них?

– Я молился, чтобы ты сбежал! – выкрикнул он со смехом, – так и получилось. Черт тебя подери, Андрей. Черт подери тебя, твой острый язык и твои волшебные руки. Черт тебя побери, щенок, сквернослов, черт побери! – Он смеялся, смеялся и скакал, и трава расступалась перед ним.

– Отец, смотри! – попытался закричать я. Я хотел, чтобы он увидел каменные развалины замка. Но у меня был полный рот крови. Они были правы. Крепость князя Федора была уничтожена, сам он давно погиб. Дойдя до первой груды увитых сорняками камней, отцовская лошадь внезапно попятилась.

Я потрясенно осознал, что подо мной – мраморный пол, удивительно теплый. Я лежал, прижимаясь к нему обеими руками. Я приподнялся. Скопление розовых узоров было таким густым, таким насыщенным, таким чудесным, как будто это вода застыла, превратившись в прекрасный камень. Я мог бы смотреть в ее глубины целую вечность.

– Вставай, Амадео, еще раз.

О, на этот раз подняться было легко – дотянуться до его руки, а потом и до его плеча. Я разорвал плоть его шеи. Я пил. Кровь омыла меня изнутри, снова, к моему потрясению, показав моим пустым черным мыслям мое тело. Я увидел тело мальчика, мое собственное тело, с руками и ногами, и в этом теле я вдыхал свет и тепло, как будто бы я целиком превратился в один большой, состоящий из множества пор орган зрения, слуха, дыхания. Я дышал миллионом разных и сильных крошечных ртов.

Кровь наполнила меня до такой степени, что я больше не мог ее принимать. Я стоял перед моем господином. В его лице я заметил лишь намек на усталость, лишь слабую боль в глазах. Я впервые увидел в его лице настоящие линии его прежнего человеческого облика, мягкие неизменные морщинки в уголках складок его ясных глаз.

Складки его мантии заблестели, ткань переливалась на свету при малейшем его жесте. Он поднял палец. Он указывал на «Шествие волхвов».

– Теперь твоя душа навеки прикована к твоему физическому телу, – сказал он. – И ощущениями вампира, вампирским зрением, осязанием, вкусом и обонянием ты познаешь весь мир. Не отворачиваясь от него во мрачных глубинах земли, но открывая объятья его бесконечному великолепию ощутишь ты конечное величие творений Господа и его чудес, в его божественном снисхождении, воплощенном в деяниях людей.

Облаченные в шелка многочисленные участники «Шествия волхвов» двигались. Я снова услышал стук подков по мягкой земле и шарканье обуви. Мне опять показалось, что я слышу, как скачут по горному склону собаки. Я увидел, как поросль цветущего кустарника качается под тяжестью задевающей ее золоченой процессии; я увидел, как с цветов слетают лепестки. Чудесные звери резвятся в густом лесу. Я увидел, как гордый принц Лоренцо, сидя верхом на коне, повернул ко мне юное лицо, в точности как мой отец, и посмотрел на меня. Мир за его спиной простирался далеко-далеко, мир каменистых скал, охотников на гнедых жеребцах и скачущих, танцующих псов.

– Он ушел навсегда, господин, – сказал я, и как же гладко и звонко звучал мой голос, откликаясь на все, что я видел.

– Что ушло, дитя мое?

– Русская земля, страна диких степей, мир с темными ужасными кельями в сырой матери-земле.

Я поворачивался из стороны в сторону. От многочисленных горящих свечей поднимался дым. Воск сползал вниз и капал на держащие их серебряные подсвечники, капал даже на безупречно чистый мерцающий пол. Пол стал как море, неожиданно прозрачным, шелковым, а наверху на бескрайнем прекрасном голубом потолке плыли нарисованные облака. Казалось, эти облака источают туман, теплый летный туман, состоящие из смеси суши и моря.

Я вновь посмотрел на картину. Я двинулся по направлению к ней и раскинул руки ей навстречу, я долго разглядывал белые замки на холмах, тонкие ухоженные деревья, неистовую возвышенную пустыню, так терпеливо ожидавшую медлительного приближения моего кристально-чистого взгляда.