Энн Райс - Вампир Арман

– Не снимайте покрывало, – сказал я. Я знал, что именно это и собрался сделать мой маленький друг. Неустрашимый, он аккуратно сдвинул его. Одной выздоравливающей рукой я попытался схватить его, вернуть обратно, но мне удалось только согнуть обгоревшие пальцы. Они встали над кроватью и рассматривали меня. Вокруг них, смешиваясь с теплом, вился свет, вокруг хрупких фигурок, стройной фарфоровой девушки, с чьей молочной кожи стерлись следы синяков, и маленький мальчик-араб, мальчик-бедуин – теперь я осознал, что таково его настоящее происхождение. Они бесстрашно уставились на то, что для человеческих глаз являлось зрелищем омерзительным.

– Какой ты блестящий! – сказал Бенджи. – Тебе не больно?

– Что нам сделать? – спросила Сибель приглушенным тоном, как будто меня мог поранить даже ее голос. Она прикрыла рот руками. Непокорные клочья ее густых прямых бледных волос двигались на свету, руки посинели от холода, и она не могла сдержать дрожь. Бедное скромное создание, такое хрупкое. Ее ночная рубашка помялась – тонкий белый хлопок, расшитый цветами, с оборками из узких прочных кружев, одеяние девственницы. Ее глаза наполнились сочувствием до краев.

– Знай, что у меня за душа, мой ангел, – сказал я. – Я – существо испорченное. Бог меня не принял. Дьявол тоже не принял. Я поднялся к солнцу, чтобы они забрали мою душу. Она была любящей, не боялась ни адского огня, ни боли. Но моим чистилищем, моей темницей стала наша земля, эта самая земля. Не знаю, как я попал к вам в тот раз. Не знаю, какая сила подарила мне несколько кратких секунд, чтобы появиться здесь, в вашей комнате, и встать между тобой и смертью, нависшей надо мной, как тень.

– Нет-нет, – в страхе прошептала она, поблескивая глазами в тусклом свете комнаты. – Он ни за что меня не убил бы.

– Нет, еще как убил бы! – сказал я, и Бенджи произнес точно такие же слова хором со мной.

– Он напился, ему было наплевать, что он делает, – мгновенно взорвался Бенджи, – у него были здоровенные, неуклюжие, поганые руки, ему было наплевать, что он делает, а когда он в последний раз ударил тебя, ты пролежала два часа в этой постели, как мертвая, и даже не шелохнулась! Ты что, думаешь, дибук убил бы твоего брата просто так?

– Я думаю, он прав, моя красавица, – сказал я. Говорить было ужасно сложно. С каждым словом приходилось приподнимать грудь. Вдруг мне отчаянно, безумно захотелось посмотреться в зеркало. Я заворочался и повернулся на кровати, но застыл от боли. Их охватила паника.

– Не двигайся, дибук, не надо! – взмолился Бенджи. – Сибель, шелк, тащи сюда шелковые платки, мы его завернем.

– Нет! – прошептал я. – Накройте меня покрывалом. Если вы так хотите видеть мое лицо, оставьте его, но остальное закройте. Или…

– Или что, дибук, говори?

– Поднимите меня, чтобы я увидел, на что я похож. Поставьте меня перед высоким зеркалом.

Они озадаченно замолчали. Длинные золотые волосы Сибель улеглись и ровным льняным слоем легли на ее большую грудь. Бенджи жевал губу. По всей комнате плыли краски. Голубой шелк, прибитый к оштукатуренным стенам, кипы богато расшитых подушек вокруг, золотая бахрома, а там, подальше, на люстре, качаются стеклянные палочки, пропитанные всеми сверкающими цветами радуги. Я вообразил, что слышу звенящую песню стекла при соприкосновении палочек. Моему слабому помутившемуся рассудку казалось, что я никогда еще не видел столь неподдельного великолепия, что за все эти годы я забыл, насколько ярок и совершенен мир. Я закрыл глаза, прижав к сердцу образ комнаты. Я вдохнул поглубже сладкий, чистый аромат лилий, борясь с благоуханием их крови.

– Вы не дадите мне посмотреть на те цветы? – прошептал я. Обуглились ли мои губы? Видны ли им мои клыки, и пожелтели ли они от огня? Лежа на шелковой простыне, я погрузился в дремотное состояние. Я дремал, и мне показалось, что теперь можно и заснуть, в безопасности, в полной безопасности. Лилии стояли рядом. Я снова протянул руку. Я потрогал пальцами лепестки, и по моему лицу покатились слезы. Неужели они из чистой крови? Я молил Бога, чтобы это было не так, но услышал, как откровенно вскрикнул Бенджик и тихо зашептала Сибель, призывая его к молчанию.

– Когда это случилось, мне было, кажется, лет семнадцать, – сказал я. – Это было сотни лет назад.

На самом деле я был слишком маленький. Мой создатель любил меня; он не считал, что мы плохие. Он думал, мы можем питаться плохими людьми. Если бы я не умирал, он подождал бы. Он хотел, чтобы я узнал побольше, подготовился.