Энн Райс - Вампир Лестат

Я прошел мимо Ники, который даже не взглянул в мою сторону, спустился по ступенькам со сцены в оркестровую яму и, приблизившись к Никола, протянул ему скрипку.

Габриэль стояла в одной из боковых кулис и с холодным терпением наблюдала за нами. Она облокотилась на стропила и казалась мне сейчас странным незнакомцем с копной прекрасных длинных волос.

Перегнувшись через плечо Ники, я положил скрипку ему на колени и почувствовал, как он глубоко вздохнул и прислонился ко мне головой. Медленно, очень медленно он взялся левой рукой за скрипку, а в правой зажал смычок.

Опустившись на колени, я взял его за плечи и поцеловал в щеку. Никакого намека на человеческий запах и человеческое тепло. Лишь холодная скульптурная копия моего Никола.

– Сыграй на ней, – прошептал я. – Сыграй здесь, сейчас, сыграй для нас!

Он медленно повернул голову и впервые за все время, прошедшее после совершенного над ним Обряда Тьмы, посмотрел мне прямо в глаза. Но с губ его слетел лишь какой-то тихий звук, словно он не в силах был говорить. Облизав языком пересохшие губы, он все же заговорил, но так тихо, что я едва мог расслышать его слова:

– Инструмент дьявола…

– Что ж, – ответил я, – можешь думать так, если хочешь. Но только играй.

Он погладил струны и постучал кончиками пальцев по полированному дереву. Потом очень медленно и осторожно подтянул колки, настраивая инструмент, и на лице его появилось напряженное, сосредоточенное выражение, как будто он делал это впервые в жизни.

Где-то на бульваре весело смеялись дети. Стук деревянных колес по камням мостовой казался необычайно резким и еще больше усиливал напряжение.

Никола на мгновение прижался ухом к скрипке, но мне показалось, что он сидел не двигаясь целую вечность, пока наконец не встал во весь рост. Я вышел из оркестровой ямы и направился в зал. Остановившись в проходе, я обернулся и посмотрел на четко вырисовывающийся на фоне ярко освещенной сцены темный силуэт Ники.

Повернувшись лицом к залу, как всегда во время своих сольных выступлений, он поднял к подбородку скрипку. И вдруг едва уловимым движением взмахнул смычком и опустил его на струны.

Пронзительные звуки разорвали тишину и взмыли ввысь, проникая в самые потаенные уголки души. Они звучали то резко, то протяжно, наполнялись какой-то мрачной красотой, суровым очарованием, словно на хрупкой скрипке играл величайший чародей и волшебник… Безумный поток мелодии заполнил зал.

Казалось, музыка завладела всем моим телом, она пронизывала меня до костей.

Я не видел движения его пальцев, не видел, как скользит смычок, я мог видеть только мучительный изгиб его тела, которое музыка заставляла то резко наклоняться вперед, то откидываться назад.

Музыка звучала все пронзительнее, темп становился все быстрее и быстрее, и в то же время каждый звук ее был само совершенство. Легкость и виртуозность исполнения выходили далеко за пределы человеческих возможностей. Скрипка не просто пела, она разговаривала… Рассказывала историю жизни.

Она то жаловалась и плакала, то предсказывала грядущие кошмары, исполняя завораживающий танцевальный ритм и с еще большей силой швыряя Ники то в одну, то в другую сторону. Волосы его растрепались и сверкали в свете огней рампы, на лбу выступил кровавый пот. Я явственно ощущал запах его крови.

Я невольно попятился и рухнул на одну из скамей, сжимаясь от страха точно так же, как когда-то в этом зале пятились от меня и сжимались от страха смертные.

Не знаю почему, но я был твердо уверен в том, что скрипка рассказывала обо всем, что произошло с Ники. Она распространяла вокруг себя темноту и была воплощением самой сущности тьмы. Красота ее была сродни сиянию углей, достаточному лишь для того, чтобы продемонстрировать и подчеркнуть окружающий мрак.

Я видел, что под безжалостным натиском музыки Габриэль с трудом удерживает себя в руках. Лицо ее сморщилось, как от боли, волосы в беспорядке рассыпались и напоминали львиную гриву. Крепко сжав руками голову и закрыв глаза, она застыла на месте.

Однако до меня донеслись вдруг и другие звуки… они были здесь, в театре. Они вошли через заднюю дверь и теперь приближались к нам.

Музыка достигла невообразимых вершин, на мгновение задохнулась, замерла, потом зазвучала вновь. Сочетание чувства, чистого разума и фантастического мастерства вывело ее за грань возможного. И тем не менее она продолжала и продолжала звучать.

Из-за занавеса медленно выходили они. Сначала я увидел стройную фигуру Элени, за ней шел Лоран, а следом – Феликс и Эжени. Они выглядели как самые настоящие уличные акробаты. Мужчины были одеты в белые рейтузы и короткие курточки из свалявшейся шерсти, женщины – в длинные шаровары, плиссированные юбочки и балетные туфельки. На безупречно чистых белоснежных лицах яркими пятнами выделялись красные румяна, а удивительный, свойственный только вампирам блеск глаз оттеняла черная краска для век.