Мария Гинзбург - Мертвецы и крысы

Имме отдала Гийому половину копченого мяса, которое прихватила с собой в дорогу. Но когда он достал из своего походного мешка круглые зеленые предметы и квадратный желтый брусок, даже не поняла, что он тоже решил поделиться с ней едой.

– Это яблоки, – сказал Гийом. – А это – сыр. Яблоки сладкие, сыр – соленый. И еще где-то у меня был хлеб…

Гийом снова полез в мешок. Имме поперхнулась яблоком.

В церкви Тотгендама центральной была фреска, на которой полный мужчина запихивал в рот одного младенца, держа в свободной руке второго. Смиренная супруга уже подавала ему следующего ребенка, только что вынутого из собственного лона. У него даже не была перерезана пуповина. В детстве этот окровавленный жгут казался Имме хвостом ребенка. Младенец же напоминал ей огромную крысу.

– Вот истинно праведная женщина! – изрекал Люгнер, указывая на эту фреску. – Ибо каждая жена должна в первую очередь заботиться о том, чтобы ее муж был сыт! Так и только так может жена искупить свой страшный грех, из-за которого боги покарали нас всех! Ибо поленилась первая жена исполнить свой супружеский долг. Вместо хорошего, сочного и нежного куска мяса поднесла своему мужу хлеба!

Последнее слово Люгнер всегда выплевывал так, словно оно обжигало ему рот. А Имме украдкой думала – поскольку уже тогда умела размышлять украдкой, – что хорошо было бы хоть раз увидеть, как выглядит этот самый хлеб. И попробовать. Все равно терять нечего – проклятие Шабгни уже пало на головы всех жителей Тотгендама.

Хлеб оказался рыже-коричневым полукругом с серой мякотью. Гийом истолковал любопытный взгляд Имме неправильно.

– Сам по себе хлеб не ядовит, – сказал он.

Имме молча посмотрела на полустертую фреску за его спиной. Гийом знал, что там нарисовано. Роспись старого храма сильно отличалась от фресок той церкви, где пастор Люгнер читал свои воскресные проповеди. Изображения смиренной праведной жены здесь не было. На стене за Гийомом был нарисован огромный, крепко сложенный мужчина в черном. Он протягивал маленьким мужчине и женщине красный ломоть.

– Шла война, – терпеливо сказал Гийом. – Одному из демонов поручили наложить на зерно – это такие маленькие штучки, из которых делают хлеб, – весьма сложные чары. Каждый, кто пробовал хлеб, испеченный из этого зерна, просыпался мертвым. И очень голодным, и это был особый голод… Да ну это ты знаешь. Но на последней партии зерна демон схалтурил. Ему не хватило одного ингредиента для заклятия… и он подумал, что и так сойдет.

Гийом вздохнул:

– Не сошло. Вы проснулись голодными. Но не мертвыми.

Глаза Имме округлились. Гийом не удивился ее невежеству. Он знал, что люди Тотгендама давно похоронили правду о себе в руинах брошенного храма вместе с яблоками, которые привлекали червей, и сыром, который привлекал мух. И черви, и мухи оказались неразборчивы в выборе пищи, а некоторым из них разлагающиеся тела людей пришлись по вкусу даже больше яблок и сыра. Людям Тотгендама пришлось изгнать мух и червей вместе с сыром и яблоками и накрыть город магической сферой, замешанной на крови и черножизни. Имме перевела взгляд с фрески на Гийома и обратно. Что-то сверкнуло в ее глазах.

– Не хочешь, не ешь, – сказал он и положил хлеб рядом с яблоками.

Имме протянула руку и отломила кусок хлеба. Затем отправила его в рот.

– Вкусно, – заметила она, прожевав.

Гийом взял кусочек мяса.

– Вчера ты хотела покинуть Тотгендам, – сказал он. – Ты не передумала?

– Нет, – сказала Имме.

– Почему ты не ушла раньше?

Имме пожала плечами:

– Гнилой или нет, но это мой город. Я решила уйти, потому что не могу больше здесь оставаться, я погибну. Если бы не это… Если бы хоть что-то изменилось, если бы я могла что-то изменить… я бы никогда не покинула его.

Гийом вспомнил того несчастного идиота, который первый попался на зуб крысам Гейба, и наконец сообразил, почему сам чуть не лишился половины уха при знакомстве.

– Да, но сегодня все изменится, – сказал он. – И как изменится Тотгендам, будет зависеть от вас. От всех, кто остался и не бросил родной город, хотя он и не лучший на земле.

Гийом посмотрел поверх края обрушенной стены на солнце, начинавшее свой ежедневный путь по небу.

– Город очистится от гнили, – сказал он. – Разве не об этом ты всегда мечтала?

Солнце отразилось в глазах Гийома и сделало их алыми.

– Обычно проклятие – это навсегда, – сказал он. – Но у каждого человека в этом проклятом городе есть выбор. Тотгендам и впрямь уникальный город. В этом ваши жрецы не врут.