Михаил Горожанин - Огненная кровь

Но вот постоянной отдачи и перетока энергии друг в друга, соревнования – кто больше отдаст – такого не было. А если что-то менять и начинать новые отношения – то только так. Но в обозримом будущем ничего другого не намечалось. И Ольга приняла решение. Она сохранит семью. С человеком, который стал к ней почти равнодушен. С человеком, к которому стала равнодушна она. Соседские отношения ее, конечно, не устраивали, но это лучше, чем быть одной. Она, конечно, душой стремилась к независимости, потому что верила, что настоящая любовь, что отношения с чувством, с взрывом, с бурей эмоций – есть! Надо только подождать.

Но сын… Сын был привязан к отцу, чей авторитет в его глазах она старательно поднимала уже столько лет…

Ольга снова вздохнула и повернулась к духовке, закинув кухонное полотенце на плечо. Присев перед дверцей, она осторожно открыла ее, чтобы убедиться в готовности тефтелей.

Голубые язычки газового пламени вспыхнули желтым, и что-то полупрозрачное, пышущее жаром, бросилось ей в лицо.

Она не отшатнулась и не упала. Только вздрогнула.

Внезапно все вокруг стало мутным. Словно зрение разом ухудшилось. Ольга подняла руки и избавилась от чего-то постороннего, что ей мешало, закрывало обзор. Но теперь все вокруг стало таким контрастным, что яркость цветов поначалу не позволила ничего разглядеть. Но все прошло почти мгновенно. И сразу запахло пищей. Ольга почувствовала страшный голод. Она принюхалась. Аромат пищи шел из комнаты. Ольга повернула голову и посмотрела на мужа. Он пах едой. Он. Тот, кто обделял ее вниманием, кто не видел в ней женщину, кто мешал ей быть свободной. Кто был обузой. Обузой… И теперь – пищей.

Она сняла с плеча полотенце и намотала его на кулак. Наросты, появившиеся на пальцах, разорвав нежную кожу, могли повредить Илью, лишить витальности раньше времени. А она хотела насладиться им еще разок по полной. Пусть исполнит супружеский долг по-другому.

Она подошла почти вплотную, потому что он, как всегда, не замечал ее.

Когда ее босые ноги попали в его поле зрения, Илья раздраженно сморщился.

– Слушай, ну я ведь…

Он поднял глаза и закричал.

– Молчи, пища, – произнесла Ольга, наклоняясь к мужу и обнимая его за шею. Илья слабо уперся руками ей в плечи в жалкой попытке оттолкнуть, набрал в легкие воздуха для нового крика, когда ее окровавленные пустые глазницы оказались в считанных сантиметрах от его лица, но смог выдавить только:

– Олечка! Что с то…

Его жена повела головой, словно осмотрев его, или обнюхав, потом неожиданно и резко ударила Илью в висок кулаком, замотанным в полотенце. Мужчина молча повалился на пол. Дернулся пару раз и притих. Наверное, она все же не рассчитала.

Ольга снова принюхалась. Пища уже начала терять витальность, но была еще вполне годной. Она размотала кулак, ударом костяных наростов раздробила бездыханному мужу голову, и, присев на колени, принялась длинным гибким языком лакать мозг. После чего принялась за мясо.

Через полчаса, оставив обглоданный скелет на полу в луже крови, пропитавшей ковер, и совершенно не насытившись, Ольга или то, что раньше было ею, повернулась к спальне сына. Сделав несколько шагов, она вдруг вспомнила, что отдала его на выходные свекрови. С досадой топнув ногой так, что прочный ламинат и фанерная подложка под ним проломились, разодрав кожу на пятке и оставив окровавленную дыру в полу, существо с телом Ольги подошло к окну, не замечая щепок и заноз, усеявших ступню. Весь низ лица, футболка, руки – были залиты кровью.

Пустые окровавленные глазницы обвели дворик.

Дворик был полон мамаш, гуляющих с детьми.

Пища. Это хорошо.

Она отвернулась от окна и принялась переодеваться. Человеческая сущность, стремительно угасавшая в ней, помнила, что лучше подойти к пище в чистой одежде. Чтобы не спугнуть раньше времени.

Во дворе у помятой «девятки» стоял и не сводил взгляда с ее окна молодой темноволосый парень в коричневой футболке, рваных джинсах и с кольцом в ухе. Оглядевшись вокруг, он убедился, что наговор отвернул от него все взгляды. Потом энергично растер руки и пошел прямо к ее подъезду. Он давно уже преследовал Переселенца, прорвавшегося через уничтоженный Анклавом Исток под Ревдой, и уже сменившего тело пять раз. Но теперь он засек эту опасную тварь. Осталось выполнить работу, которая уже много лет не была для него долгом перед людьми и делалась по привычке. В этом он отличался от собратьев, упоенно занимавшихся бесплодными поисками уже целые столетия, и считавших борьбу с монстрами, пришедшими ОТТУДА, святой обязанностью.