Михаил Горожанин - Огненная кровь

Подошедший Рах протянул ей лопату. Милада взяла ее и, злясь на саму себя, принялась окапывать широкий круг. Когда она поискала глазами, куда бы выбросить первый совок земли, Рябинушка молча указала ей на край участка. Милада поняла, что ей придется носить землю туда-сюда. Раздраженно воткнула лопату в землю и обратилась к Раху:

– Будь добр, привези мне тачку.

– Стоять! – негромко приказала Рябинушка повернувшемуся, было, оборотню. Потом повернулась к Миладе: – Это твое наказание, Милада. Не впутывай других.

Девушка скрипнула зубами и зашагала к пристройке, где хранился хозинвентарь.

– Смотрите, не утоните потом в своем бочаге! – буркнула она на ходу.

– Глупая и безответственная! – в тон ей ответила ведунья, разворачиваясь и уходя в дом.

Милада прошла мимо виновато смотревшей на нее Оксанки и выкатила из пристройки одноколесную тачку.

До конца дня она успела надорвать спину, натрудить до боли плечи и руки, стереть до мозолей ладони, обматерить про себя Рябинушку, их уговор, учебу, свою несдержанность и доброту к окружающим людям, а заодно выкопать пятнадцатиметровую проплешину глубиной в лопатный штык глубиной. Прикинув скорость работы, она сообразила, что на доведение работы до конца, с учетом неизбежного падения КПД от усталости, ей потребуется как минимум пара-тройка недель.

Бросив лопату там же, где стояла, она в сотый, наверное, раз добрела до колодца, напилась ледяной воды и протерла ею лицо и шею. Отряхнула волосы от пыли. Она не чувствовала ног от усталости. Пройдя по пустому двору в дом, вяло мотнула головой в ответ на вопросительный взгляд Оксанки, встретившей ее на кухне с тарелкой солянки, добрела до комнаты, с огромным трудом и нежеланием разделась, рухнула в жалобно скрипнувшую постель и вырубилась.

Утро встретило ее болью и ломотой во всем теле, завтраком на табуретке возле кровати и улыбающимся до ушей Во, сидевшим на полу рядом. Ни капли не отдохнувшая Милада хмуро посмотрела на него одним глазом, потом перевела взгляд на кружку, исходившую паром и накрытую салфеткой тарелку.

– Я сделал тебе чай и яичницу с колбасой и помидорами, – жизнерадостно сообщил оборотень.

– В зоопарк захотелось? – пробурчала Милада, со стоном переворачиваясь под одеялом и протягивая руку за тарелкой.

– Хозяйка с утра в деревне, в доме Алевтины и Вячеслава. Сын к ним вернулся, хозяйка ворожит что-то.

– А Оксанка?

– Полночи над тобой шептала, говорит, усталость снимала.

– Не больно-то у нее получилось… – ворчливо заявила Милада, на самом деле чувствуя, что боль в мышцах после пробуждения быстро проходит, и испытывая горячую благодарность к подруге.

– Они с Рахом в лесу гуляют.

– Пошли тоже? – предложила Милада.

Во потупился.

– Тебе… копать надо.

– Во! Да хрен с ним, с этим бочагом! Не настолько я и провинилась!

Оборотень посмотрел на нее со странным выражением. Извиняющимся и осуждающим одновременно.

– Ты должна. Я удивлен, что ты этого не понимаешь. Ты все-таки и правда безответственная.

Милада, которая, как обычно, спала голышом, подтянула одеяло, посмотрела на него и сердито схватила тарелку.

– Да понимаю я. Но просто несправедливо все же как-то все это. Я ведь ей помочь хотела.

Во вздохнул.

– Когда старшие говорят «ни под каким видом», имеют в виду именно это. Стоило послушаться.

– Я пытаюсь! Только не всегда получается! И вообще, не учи меня жизни!

Оборотень усмехнулся и поднялся с пола. В дверях он обернулся к Миладе и сказал с улыбкой:

– Ешь быстрее, а то чай остынет.

Милада копала. Пятнадцатиметровый круг был уже глубиной выше колена. Она была вся чумазая, волосы, которые она забыла собрать в хвост, от пота и пыли повисли грязными сосульками. Милада не мыла их принципиально, из глупого упрямства. Когда во дворе показывалась Оксанка, Рябинушка, или кто-то из оборотней, Милада демонстративно разгибала спину и утирала потный лоб рукой, оставляя на нем грязные следы. Из-за этого Рябинушка не пустила ее к общему столу сегодня в обед, из-за чего настроения у Милады не прибавилось. Чуть позже Во принес и поставил недалеко от котлована чашку с чаем и полную тарелку пшенной каши, которую она так любила. Милада не стала ломаться. Сидя на краю будущего прудика и болтая ногами, она в который раз ругала себя за несдержанность и неумение принять наказание, как должное. Одновременно большой деревянной ложкой уминала желтую, сдобренную огромным куском масла, кашу. И при этом размышляла о противоположностях. Мысли эти, вызванные противоречием в ее душе, борьбой раскаяния с упрямством, появились недавно и прочно засели в ее голове. Последние занятия Рябинушка все больше говорила о всемирном равновесии. О том, что любое, даже самое малое деяние всегда находит отклик в мире.