Саймон Грин - Город, где умирают тени

— Это Каер Ду, последний оплот Фэйрии, прибежище Двора Унсили и всех существующих видов эльфов. Это страна-под-горой, стезя, по которой нельзя пройти дважды. Не спрашивайте меня, сколько ей лет, я не уверен, что даже эльфы об этом знают. Это место древнее Шэдоуз-Фолла. Древнее человечества. Фэйрия была мечтой самой природы, но оставалась такой недолго: она была слишком образцовой для остального мира и он прошел мимо — своим путем.

Они продолжали идти. По-прежнему всюду маячили массивные статуи — людей, эльфов и удивительных созданий, тревожащих и пугающих своими формами и деталями, существ, словно пришедших из снов, которые поутру не хочется вспоминать. Невиданные механизмы стояли брошенные в своих закутках, громоздкие и загадочные, недоступные пониманию человека

Голд и Моррисон повернули за угол и неожиданно натолкнулись на группу эльфов, собравшуюся вокруг большой ямы в земле. Безмолвно немигающими глазами они смотрели на то, что скрывалось в яме. Остановившись, Моррисон жестом предложил Голду тоже взглянуть. Эльфы не обратили ни малейшего внимания на то, как он, осторожно пройдя между ними, подошел к краю ямы и заглянул вниз. На дне два эльфа, зажав по ножу в каждой руке, калечили друг друга. Их тела раздувались, сокращались, мгновенно вырастали и уменьшались, следуя прихоти бойцов. Оба не делали никаких попыток защитить себя, получая ужасные раны, которые через несколько мгновений затягивались.

Два эльфа бились в полном молчании, и лишь горячее дыхание и постоянные глухие звуки ранящей плоть стали неслись из ямы. Наблюдавшие эльфы тоже молчали, однако с каждой новой атакой и контратакой Голд чувствовал растущее напряжение поглощенных схваткой эльфов. Все зрители улыбались, но ничего похожего на веселье не было в их лицах. Голд начал пятиться от края, охваченный почти болезненным и почти осязаемым чувством жажды крови, звеневшим в воздухе. Интенсивность этого ощущения была всеобъемлющей и достигала нечеловеческого порога. Он выбрался из толпы, мелко дрожа, как будто только что стал свидетелем жуткой дорожной аварии. Один из стоявших с краю толпы эльфов повернулся к другому и протянул руку. Тот достал нож, взял протянутую руку и отхватил ножом один из пальцев. Голд отшатнулся, не в силах отвести глаз от хлынувшей из раны крови. Моррисон ухватил его за локоть и вытянул на свободное место.

— Что за чертовщина здесь происходит? — дрожащим голосом спросил Голд, когда они с Моррисоном двинулись дальше по коридору.

— Дуэль, — беззаботно ответил бард. — На самом деле все не так драматично, как это кажется с виду. Эльфы не могут умереть, разве что под действием сильных чар или при полном уничтожении. Их раны заживают в считанные секунды. Они испытывают настоящую боль, но ни один эльф не обращает на это внимания. Главное — честь. Мне приходилось видеть, как подобные дуэли длились часами, когда у обоих дуэлянтов сил совсем уже не оставалось.

— А зачем пальцы резать?

— Проигранное пари. Эльфы ребята азартные, но золото и серебро здесь в малой цене. Они бьются об заклад на боль, услугу или унижение. Палец — мелочь. Ставка будет расти.

— Идиотизм. Они просто больные!

— Нет. Это человеческие критерии, а эльфы — не люди. Неспособность умереть меняет взгляд на многие вещи. Боль и раны суть преходящи. Потеря собственного лица и чести может длиться веками. Вот поэтому-то мы никогда толком не понимали жителей Фэйрии. Они гораздо дальновиднее. Они мыслят масштабами столетий, и отдельно взятый текущий момент значит для них гораздо меньше, чем для нас.

Голд попытался мысленно представить жизнь, спланированную в масштабе столетий, свободную от страха смерти, и не смог — ему стало не по себе.

— А сколько в среднем эльфы живут? — наконец спросил он.

— Они сами это решают. Единственное, что может убить их, это мощное колдовство и волшебное оружие, а и то и другое — большая редкость.

— Секундочку. А как же дети? Если они все-таки смертны…

— Детей нет. Новые эльфы рождаются взрослыми, при помощи волшебства, и заменяют эльфов умерших. Да, да, понимаю, это порождает ворох новых вопросов, но ответов на них у меня нет. Некоторые аспекты своей жизни эльфы ни с кем не обсуждают, в том числе и происхождение своего вида. Чувствую, если б мы когда-нибудь это и выяснили, удовольствия бы не получили.

Оставшуюся часть пути они продолжали молча, каждый занятый своими мыслями, и наконец пришли ко Двору Унсили, попав на Дворянское собрание Фэйрии. Обе створки больших дверей сами собой распахнулись настежь при их приближении, открывая взору обширный зал, от стены до стены битком набитый эльфами самых благородных кровей. Высокие, худощавые и импозантные, облаченные в замысловатые одеяния неистовых и ярких расцветок, у каждого на бедре меч, лица всех — само совершенство, без изъяна или какого-нибудь дефекта Грациозные и важные, пылкие и чувственные — эльфы были красивы. Одно то, что они здесь присутствовали, было сродни ощущению горячей волны из открытой печи. Все эльфы стояли не шевелясь, замерев не по-человечески — так замирает изготовившееся к броску насекомое или хищное животное, наблюдающее, куда метнется выслеженная им жертва. На одних были маски из металла с искусной чеканкой, закрывающие половину лица, на других — звериные шкуры с мордами, покоящиеся на плечах хозяев. Необычные запахи парфюмерии витали в воздухе — густые, душные и пьянящие, будто кто-то растолок целое поле цветов и наполнил воздух получившимся из цветов экстрактом. Но больше всего потрясала тишина — тишина полная, не нарушаемая ни вздохом, ни шелестом случайного жеста. Голд и Моррисон глядели на собравшихся эльфов, а знать Фэйрии смотрела на них — и казалось, что это мгновение будет тянуться вечность.