Лиля Калаус - Фонд последней надежды

Влад сжал челюсти, на впалых щеках его заходили желваки.

— Кому, как не тебе знать, что значила для меня мать! Кому, как не тебе понять всю глубину моей скорби! И в эту минуту ты смеешь говорить о деньгах?!

— Не будь дураком, — Асю несло, но она не высыпалась уже третьи сутки. — Надо решить сейчас, иначе меня просто вышибут из Фонда. Вчера я пропустила семинар Подопригоры, и Корнелии, конечно, доложили, так что…

— Меня не интересуют вульгарные подробности твоей вульгарной работы, — отчеканил Влад и швырнул мельхиоровый нож на пол. Из комнаты донёсся далекий стон свекрови. — Я терпел всё это лишь потому, что думал: ты пошла работать в этот рассадник западного прагматизма и бездушия, только чтобы помочь мне попасть в их издательскую программу!

Ах, вот как?

Ася задохнулась от гнева. Значит, вот для чего она по-чёрному волонтёрила в Фонде. Для чего зубрила по ночам английский. Вдруг вспомнилась первая фондовская зарплата: они с Владом побежали в ломбард вызволять бриллиантовые серёжки Веры Ивановны, а когда вернулись, возле их дома стояла пожарная машина: свекровь подожгла занавески…

Как Ася счастлива была, что именно благодаря её работе им удалось сохранить чудесную четырёхкомнатную квартиру в самом центре Зоркого! Потом она была счастлива тем, что удалось вылезти из долгов. Потом — тем, что можно покупать еду в супермаркетах, а не на оптовках. Что Влад может нормально одеться, ему хватает на книги, а Вере Ивановне — на лекарства. Что можно купить плазменную панель, новый холодильник, компьютер. Отправить Влада на отдых в Турцию… А теперь, выходит, всё это была чепуха, не стоящая упоминания.

— Ты же прекрасно знаешь, как трудно пробиться настоящему таланту! — голос Влада звенел от гнева. — И что я вижу? Ты, кажется, совершенно довольна своим новым социальным статусом! — Влад оскорбительно фыркнул. — Ассистентка! Подай-принеси! Знаешь, Ася, некоторые люди просто рождены, чтобы быть прислугой. Выходит, ради этого ты всё затеяла?! Тогда как та единственная и главная цель, которая разом оправдала бы все затраченные на неё средства и время, так и не достигнута? Пропали втуне все мои усилия?! — Влад вдруг пустил «петуха», вскочил, опрокинув стул, выбежал из столовой.

Ася чувствовала, как руки и ноги наливаются болезненной тяжестью. Это ничего. Это просто усталость. Она вяло огляделась. Дом основательно запущен. С потолка свисают паутинки, всюду пыль, какие-то вещи грудами лежат на креслах и на диване. Паркет серый. Всё. Завтра же найду домработницу. И сиделку. И плевать на Влада. Она, Ася, не какая-нибудь там стальная корова… Она вообще может отсюда уйти, и пусть сами разбираются!

Но пока она мыла посуду, пока готовила обед для Влада и свекрови на завтра, раздражение и злость ушли, оставив после себя сосущую пустоту.

…В первый год она — всё развлечение — хотя бы рыдала в подушку от безответной любви к сыну хозяйки. Как же. Инфернальный красавец. Энциклопедически образованный выпускник питерского университета. Писатель и поэт. Отношения между ней и мужем оставались вечно не до конца исчерпанными, как колодец, старый уже и затхлый, из которого не возьмёшь воды, и тем не менее — вот он, его вонючий мшистый бок, гулкое эхо по-прежнему доносит из его глубин что-то неразборчивое о долге и терпении…

Ася не была дурой и сравнительно быстро разгадала его грустный секрет. Сначала жалела Влада, мечтала о том, что он когда-нибудь выздоровеет (святая простота!) и тогда в полной мере оценит ее, асину, верность и самоотверженность. Но скоро выбросила из головы эту девчачью чепуху. Начинались настоящие проблемы — деменция наступала по всем фронтам.

Когда Вера Ивановна придумала их поженить, Ася не раз вспомнила бессмертные слова классиков о мечтах идиота. Все надежды были давно похоронены на дне того самого колодца. Ася не хотела замуж. Во всяком случае, не за Влада. Однако Вера Ивановна во время еще случавшихся тогда кратких просветлений настаивала. И Ася сломалась: в который раз дурную службу сослужило мамино деликатное воспитание… Влад сделал вид, что ему всё равно. А может, ему и было всё равно.

Ася потушила в кухне свет и вышла в коридор. Под владовой дверью светилась жидкая голубая полоска. У свекрови всё спокойно, темно. Сегодня можно идти к себе.

Времени — всего двенадцать, а усталости не меньше, чем на полтретьего. Почитать, что ли?..

В прежние, еще институтские времена, ей с вечера выдавался очередной том Кафки, или Гессе, или Мамардашвили, или новейшего западного постмодерниста из личной библиотеки Влада. От усталости слипались глаза, путалось в голове, книжка упадала на пол. Мрачные образы, навеянные классикой, преследовали её во сне, а по утрам Влад обожал устраивать изысканные шарады, основанные на содержании рекомендованных им книг. Ася заикалась, ошибалась, краснела. Свекровь снисходительно улыбалась. Влад сердился и готовил ей очередную вечернюю пытку.