Сергей Белошников - Ужас приходит в полнолуние

Филипп был особенный, не такой, как все.

Даже в его сухощавой, поджарой фигуре было нечто необычное. Когда он бежал или просто быстро двигался, то видно было, как под тонкой кожей перетекают друг в друга, струятся все тончайшие, скрытые мышцы мальчишеского тела. Никто не мог поспорить с Филиппом в беге. Он был стремителен и неутомим. Правда, сам он ни с кем не хотел бегать наперегонки. Он был замкнут, он был не такой, как остальные, — все это чувствовали, и никто из мальчишек даже не обижался. И Кирилл — тоже. Филипп — он другой. И этим все сказано.

Но после того случая, когда Кирилл увидел брата возле волчонка, он целый месяц три раза в день кормил звереныша, менял ему воду, разговаривал с ним через сетку, мечтая только об одном — войти в вольеру и погладить его, как это сделал у него на глазах брат.

Он и не догадывался о том, что Филипп почти каждую ночь приходит к волчонку.

Это случилось тринадцатого сентября, в субботу.

День был солнечный, но уже по-осеннему прохладный. Опавшая листва сухо шуршала под ногами. Сад и парк стояли нарядные, рыже-золотые, с темно-зелеными мазками старых елей, посаженных еще до революции. К середине дня воздух ощутимо — словно летом — прогрелся. Но, как всегда по осени, за этим теплом ощущался особый бодрящий холодок, отдающий запахом горящих листьев, — предвестник близкой и неотвратимой зимы.

Днем, еще до обеда Кирилл заскочил на кухню. Забрал с подоконника предусмотрительно приготовленную поварихой Клавдией Петровной старую кастрюлю без одной ручки. Она была до краев полна приготовленных специально для волчонка обрезков мяса, жира, сухожилий и костей. И, как он обычно это делал, прихватив кастрюлю, Кирилл пошел к вольере кормить своего четвероногого подопечного.

Волчонок спал в углу на подстилке из соломы. Но едва Кирилл приблизился к клетке, он тут же открыл глаза — ясные, чистые, словно только что не он дрых в тени без задних лап. Спокойно встал, сладко потянулся, положив морду на вытянутые вперед лапы. В этот момент волчонок до удивления стал похож на обычную собаку — овчарку или лайку. Вид у волчонка, на взгляд Кирилла, сейчас был совсем-совсем домашний и очень безобидный.

Кирилл быстро огляделся. Вокруг не было ни души. В кучке свежего навоза, сварливо чирикая, копошилась стайка воробьев. Из-за открытых ворот в конюшню тянуло лошадиным потом. От скрытого густыми яблонями здания детдома доносились громкие голоса и звучала из магнитофона музыка: там готовились к вечерним танцам.

И тогда Кирилл решился.

Он быстро переложил мясо в миску. Потом повернул защелку и открыл дверцу. Помедлил еще мгновение. Наконец собрался с духом, толкнул дверцу и впервые за все это время вошел внутрь вольеры. Волчонок, за месяц сильно окрепший и подросший, казалось, не обратил никакого внимания на появившегося в его владениях мальчика. Он, как всегда, стоял, ожидая еды, в дальнем, крытом кровельным толем углу вольеры. Кирилл сделал пару осторожных шагов в сторону волчонка. Тот даже не зарычал. Только исподлобья смотрел на пришельца. Кирилл тихонько поставил миску на землю, носком ботинка пододвинул ее поближе к волчонку. Волчонок сделал шаг вперед и стал жадно пожирать мясо. Кирилл выждал еще минуту и, присев на корточки, осторожно протянул руку к толстому брюху волчонка.

Волчонок, не издав ни звука, резко мотнул головой.

Острые как бритва клыки распороли предплечье руки Кирилла раньше, чем он даже смог это осознать. Алая кровь мелкими бусинками выступила на нежно-розовом развале мышц и тут же уже неостановимым потоком забила из разорванных кровеносных сосудов. Волчонок стремглав метнулся в угол и застыл, не сводя взгляда с ошеломленного мальчика.

Шерсть у него на загривке встала дыбом, зубы были оскалены, глаза в полумраке вольеры горели холодным зеленым пламенем. Еще не чувствуя от шока боли в распоротой руке, Кирилл выскочил наружу. Каким-то образом он еще сумел закрыть дверь и накинуть защелку. И только после этого упал, потеряв сознание.

Кирилла нашел брат.

Филиппа погнало к вольере неосознанное, смутное ощущение ужасной беды. Увидев валяющегося на земле без сознания, обливающегося кровью брата, Филипп поднял отчаянный крик. И тем самым спас брату жизнь: ведь Кириллу достаточно было пролежать там еще с десяток минут — и он скончался бы от потери крови.

Окончательно пришел в себя Кирилл уже в санчасти детдома, уложенный в постель и под капельницей. Старенькая врачиха Наталья Алексеевна, проработавшая в детдоме почти три десятка лет и повидавшая здесь еще и не такое, умело, прямо возле вольеры остановила у него кровотечение, а потом под местным наркозом наложила на руку Кирилла более двадцати швов. Затем Кирилл получил противостолбнячный укол и впоследствии, естественно, заслуженную награду за неосторожность — три десятка уколов в живот, прививку против бешенства.