Чарльз Уильямс - Канун Дня Всех Святых

Джонатан и Бетти были слишком заняты, они попросту не обратили внимания на его взгляд. Отвечать пришлось Ричарду. Горький смерчик взвихрился в его сердце, когда он вспомнил, как этот тип предлагал ему вернуть Лестер или, наоборот, убрать навсегда, как будто это от него зависело! До этого Ричард стоял у двери, но теперь двинулся вперед и он. Если Лестер предстоит уйти, она уйдет достойно. Он подошел к остальным и взял у Джонатана картину.

— Отец Саймон, — проговорил он, — моя жена хочет, чтобы мы вернули вам кое-что. Возьмите, — он небрежно бросил картину. Рулон свободно пролетел через обе незримых преграды и ударил Саймона в плечо. Клерк неожиданно взвизгнул. Ричард принял величественную позу и продолжал:

— Если бы в свое время я не оказался таким дураком, то у вас не было бы возможности…

— Дорогой, тебе обязательно хочется быть таким жестоким? — перебил его немного насмешливый голос Лестер. — Просто скажи ему то, что должен сказать — этого будет довольно.

Ричард совсем забыл о своем поручении, но теперь вспомнил.

— А… да, — совсем не величественно пробормотал он, — только мне почему-то кажется, что в этом уже нет необходимости. Ладно. Мистер Клерк, я должен сообщить вам, что Лестер свободна от вас, и Бетти тоже, а скоро и весь мир освободится. Но перед тем как это произойдет, я уполномочен предложить вам все царства земные со всей их славой. Вас просят встретиться с двумя другими властителями душ. Вы, насколько я понимаю, собрались… Господи, с чего я это взял?., собрались править миром. Но, по-моему, мы пришли вовремя. Посмотрим, захотят ли этого ваши коллеги.

Внезапно настала тишина. Все, даже Клерк, невольно вслушивались. В зале раздавался беззвучный голос.

Лестер по-прежнему совершенно ясно воспринимала происходящее. Именно поэтому она сразу заметила перемену в своем окружении. Она вошла в дом вместе с друзьями, вошла в зал вместе с толпой, но когда Ричард выступил вперед и начал говорить, а она перебила его, узы кособокого тела вдруг исчезли. Оно само выпустило ее, выпустило еще на пороге зала, и сразу же она оказалась опять под дождем. Он лился, не переставая, и увлекал ее… в Темзу? нет, в какую-то другую реку, шире Темзы. Откуда в доме дождь?

Бледный, призрачный свет в зале изменился. Казалось, свежие, прохладные капли принесли с собой новое, неяркое сияние. Его отсвет лег на реку, придал залу совершенно новые очертания. Да-да, зал со всеми здоровыми и калеками тоже оказался под дождем, река текла сквозь него. Свет походил на зарю, вот только красного слишком много для предрассветных сумерек. А в дождевых каплях и речных извивах переливались алые и розовые, богатые, насыщенные тона.

Лестер снова ощутила свою отделенность. Это было похоже на острую боль посреди великой радости. Она отдалась ощущению, она согласилась на это давным-давно — может, когда вышла замуж за Ричарда, а может, соглашалась только сейчас, когда покидала его. Сердце у нее упало: зачем ей бессмертие и слава без него? Однако только без него она сможет быть тем, чем стала. Все, все кончалось, именно теперь, после стольких приготовлений наступала подлинная смерть. Она испытывала совершенную и чистую радость смерти, и это было так горько, что почти невозможно вынести. С каждым мгновением небо над ней становилось все более высоким и чистым; а дождь продолжал идти — его источник скрывался где-то в недоступной вышине, выше любых облаков. Мириады капель соткали в воздухе сетку косых линий; касаясь поверхности реки, каждая из них взрывалась крошечным фонтанчиком. Своим новым совершенным восприятием Лестер успевала замечать каждую капельку и одновременно видела их все вместе, а еще — текущую реку, чистое небо, и себя, но уже не телесным существом, а точкой, искоркой света в воздухе. А потом она перестала осознавать себя, и больше не думала ни о своих тяготах, ни о своей радости. Великие воды, текущие вокруг нее и внутри нее, несли вечное спасение; среди них, как островок, затерялся круглый зал и в нем — несколько маленьких смертных. Лестер видела теперь, что сверху он совершенно открыт водам реки и небесного дождя. Она видела там и Ричарда, только теперь это было уже неважно, потому что пришло спокойное понимание: он по-прежнему необходим и бесконечно дорог ей, но все, что было связано с ним, лежало в неизмеримой глубине вечного потока, она могла обрести это снова только в его водах или в блестках дождя. Ни о каком их будущем союзе она вовсе не думала; иначе чувство отделенности стало бы неполным, а дождь перестал бы нести в себе радость.