Чарльз Уильямс - Иные миры

Наверное, это было больно, но все происходило так быстро, что он просто не успевал осознать боль. Перед ним открывались пространства за пространствами, мимо пролетали какие-то арки, камень властно низводил его к своему центру, к светящемуся ядру, невидимому, но предчувствуемому где-то впереди. Глаза не успевали замечать картины, открывавшиеся в каждом новом пространстве. Раз или два Тамалти показалось, что он видит себя, мелькнул лорд Эргли, шагавший в глубокой задумчивости по ковру незнакомой комнаты; а потом внезапно, очень далеко, но совершенно отчетливо, он увидел Хлою. Она спала. Просто лежала в постели и спала, а его продолжало утаскивать вниз и вниз, в долгие спиральные пере» ходы. Собрав всю оставшуюся волю, он воспротивился движению и, казалось, почти прекратил его. Видение стало невероятно резким. Хлоя шевельнулась во сне. И тогда с вновь нахлынувшей яростью он закричал: «Эй, ты, убирайся к дьяволу!» Слова, как круги, расходящиеся по водам внешних и внутренних пространств, видимо, достигли сознания девушки, она шевельнулась раз, другой и проснулась. Сэр Джайлс встретился с Хлоей взглядом, но в глазах ее не возникло ни удивления, ни испуга, ни гнева, ни сочувствия. Она просто смотрела на него из невообразимой дали, а потом неторопливым машинальным жестом сунула руку под подушку. В тот же миг видение изменилось. Сэр Джайлс больше не видел Хлою, зато теперь, сквозь волну нахлынувшей боли, разрывавшей все тело, он отчетливо видел то, что лежало у нее под подушкой. Внутри камня он увидел камень. Не в том смысле, который имел в виду Хаджи, и не в том, о котором говорил Хлое лорд Эргли, нет, для сэра Джайлса внутри камня был уготован свой собственный, нестерпимо мучительный путь к камню.

Величие и необъятность камня охватывали его со всех сторон, а впереди, в отдаленном центре, сверкая золотым и розовым, лежал тот же камень, совсем маленький, крошечный, но тоже заключавший в себе сэра Джайлса. Он не мог понять, есть ли что-нибудь за ним или над ним, но внизу, вкруг сверкавшего центра, стояла неумолимая стража. Сэр Джайлс различил фигуры и тут же заметил, что каждая из них в рукояти ли меча, в короне ли, на скипетре ли несет все тот же камень. В тот же миг камень в центре изменился. Он больше Не был камнем.

То, что окружало сэра Джайлса, слилось с тем, что было внизу, в центре, и запульсировало световыми вспышками.

Сэр Джайлс закричал. Свет вызывал боль, и вместе они принялись раздирать его на части, отрывать нервы, отделять сухожилия, раздвигать кости. Не осталось ни единой частички тела, которую не терзала бы боль, а движение меж тем продолжалось. Его, извивающегося, затаскивало все ниже и ниже в тугие спирали, все ближе и ближе к сверкающему центру, в который он и погрузился в конце концов. И тогда он понял.

Он хотел заглянуть в будущее, но будущее существовало лишь в том сознании, где оно было равно прошлому и настоящему.

Камень открыл ему будущее. Теперь, став камнем, он знал, что будет, ибо милосердное неведение исчезло, и он видел свою душу в душе камня. Все, чем он был для людей, то, как он обращался с ними, вернулось к нему самому. Накатывающие на Джайлса со всех сторон мощные валы вдруг отверзли глаза и вперились в него тяжелыми, властными взорами, окончательно сковавшими всякую возможность движения. В какой-то миг сэр Джайлс осознал присутствие рядом с собой мириадов других Джайлсов — младенцев, детей, юношей, зрелых мужей, всех, кем он уже был в своей жизни, и все они кричали от боли, корчась под давлением безжалостного, всепроникающего света, приковавшего их и распявшего в непостижимых глубинах камня.

Казалось, он одновременно совершал тысячи движений, делал тысячи дел, занимался всем, чем успел позаниматься в жизни, но нет, он не делал, он скользил в бесконечном падении мимо грязных следов своих дел, а вокруг разливалось сияние Божьей славы. Свет все еще пульсировал, он пригасал, но тут же вспыхивал снова, пронзая все существо Джайлса новыми приступами чудовищной боли. Его подхватил и завертел вихрь, не было и речи о том, чтобы ухватиться за что-нибудь вверху, опереться на что-нибудь внизу, оставалось лишь кануть в сверкающую бездну. Свет над ним распался на тысячи глаз, холодных, изучающих, безжалостных. Они следили за ним так же, как и ему не раз случалось изучать интересных насекомых. Кажется, он даже слышал неразборчивое бормотание, словно кто-то комментировал увиденное, изредка негромко смеясь. Пребывая во всех спиралях пространства и времени, он везде ощущал свое непрестанное падение и знал, что ему предстоит еще падать и падать.