Чарльз Уильямс - Война в небесах

Вот вам и пожалуйста, в отчаянии подумал Лайонел, ну почему мир такой злой? Она что, читать не умеет? Неужели ему придется говорить самому, заново воскрешая этот ужасный день?

— Ты прочитала, — спросил он, — что там у нас стряслось?

— Нет, — удивленно ответила жена. — Милый, ты плохо выглядишь. Не заболел?

— Еще бы мне не выглядеть плохо, — поморщился Лайонел. — Да посмотри же ты заметку! — Он ткнул пальцем в газету.

— Где? — спросила жена, снова беря в руки «Стар». — О, «Убийство в издательстве»! Надеюсь, это не у вас?.. Лайонел! Господи! В вашем издательстве! Где же именно?

— У меня в кабинете, — ответил Лайонел, думая о том, нет ли еще одного трупа под креслом. Нашлось же днем у него под столом мертвое тело, почему бы вечером не найтись другому? Просто его не видно. Ну а Барбара? Может, на самом деле она мертва, а в кресле напротив — проекция его воспоминаний о тысяче таких вечеров, когда она сидела там живая и здоровая. Чего только не бывает в этом жутком, не правильном мире!

Голос Барбары — а может, голос его галлюцинации? — пробился в сознание.

— Дорогой, это же ужасно! Почему ты мне сразу не сказал? Ты так перенервничал…

Отбросив газету, она метнулась к мужу и опустилась возле него на колени. Он схватил ее руку и почувствовал, как напряжение отпускает его. В конце концов, этот мир не так плох, если сумел породить Барбару. Адриан… иногда он бывает несносен, зато вполне реален. Не могут в одном теле уживаться злой, мстительный, жестокий оборотень его воображения и непоседливый мальчишка с неуемным интересом к самым разным вещам. Даже бесам не под силу прикинуть ся нормальными детьми. Он прижал руку жены к щеке, и эта простая ласка вмиг погасила начинавшуюся истерику.

— Довольно противное дело, надо тебе сказать, — пробормотал он, потянувшись левой рукой за сигаретой.

Морнингтон не раз спорил с Лайонелом об истоках пессимизма. Сам он считал пессимистическое отношение к жизни следствием романтического, если не сентиментального взгляда на мир. Ироничный склад ума подсказывал Морнингтону, ужинавшему в одиночестве, что сегодняшнее его потрясение вызвано открытием: оказывается, люди могут убивать друг друга. «И убивают», — думал он. Когда тебе мешают, вполне естественно избавиться от помехи, даже если эта помеха — человек. Глупо, когда ты к этому не готов. Еще Де Куинси говорил, что некоторым людям на роду написано быть убитыми. Да, убить или быть убитым — вполне естественно. Так неужели это помешает мне передать отчет викарию?

Он поднялся, собрал бумаги для отчета о приходском бюджете и отправился в приход Св. Киприана, всего за квартал. Конечно, он ругал себя за то, что занимается таким делом, но как откажешь друзьям? А викарий входил в их число.

Морнингтон подозревал, что верой своей в немалой степени обязан раннему — лет в восемнадцать — общению с людьми, относившимися к религии весьма пренебрежительно; но именно из-за веры он пренебрежительно относился и к себе, и к другим, не презирая при этом остального мира, так что мог в споре или беседе оказаться и пессимистом, и оптимистом. На том они и сошлись со священником, пришедшим к тому же за долгие годы служения в разных приходах.

Они считали, что их связывает некая духовная близость.

Однако сегодня вечером Морнингтон застал у своего друга посетителя. За столом листал какую-то рукопись маленький кругленький священнослужитель. Викарий радушно встретил Морнингтона.

— Входите, входите, дорогой мой, — пригласил он. — Мы только что говорили о вас. Знакомьтесь: архидиакон 2Кастра Парвулорум — мистер Морнингтон. Какой ужас у вас в издательстве! Вы как-то с этим связаны?

Архидиакон, поздоровавшись с Морнингтоном, снял очки и откинулся в кресле.

— Ужасно, — пробормотал он тоном, каким пользуются люди, не вполне уверенные, то ли хотят от них услышать. — Да, ужасно!

— Неприятно, конечно, — ответил Морнингтон, ощетинившись из-за двойного сочувствия. — Всех переполошили. В результате я не послал рекламу в «Библиофил», значит, она не появится в этом месяце. Вот это и впрямь ужасно. Терпеть не могу, когда убийства вмешиваются в мои планы. А это к тому же, и произошло-то не у меня.

— Вот как на это смотрят деловые люди, — покачал головой викарий. — Кофе хотите? А этот бедняга… Выяснили, по крайней мере, кто он?

— Как бы не так! — с некоторым даже торжеством воскликнул Морнингтон. — Всех улик у полиции — один труп. Не очень приятно с ним возиться, да и продержится недолго. Природа, знаете ли, свое возьмет. Меня куда больше беспокоит «Библиофил»…