Эдвард Бульвер-Литтон - Привидения и их жертвы, или Дом и разум

Я все же решился сказать ему о двух прочитанных письмах и о замечательном способе их похищения, а затем полюбопытствовал, не полагает ли он, что они были писаны к той самой женщине, которая скончалась в доме, и не знает ли он о ее прежней жизни чего-нибудь такого, что могло бы подтвердить справедливость темных подозрений, каким эти письма дают пищу. Мистер Дж., казалось, был поражен и по кратком размышлении ответил:

— Я мало что знаю о прошлом этой женщины, кроме того только, что, как говорил вам уже, ее родные были знакомы моим родственникам. Но вы воскресили какое-то смутное воспоминание о предубеждении, существовавшем на ее счет. Я наведу справки и извещу вас о результате. Однако если мы согласимся с распространенным предрассудком, будто тот, кто совершил какое-либо преступление при жизни или, напротив, пал его жертвой, возвращается на место его совершения в образе смятенного духа, я должен буду заметить, что в этом доме довольно случалось всего диковинного и до смерти этой женщины — бывали там и странные видения, и звуки. Но вы улыбаетесь. Вы что-то хотите сказать?

— Лишь то, что если бы мы могли добраться до сути этих тайн, мы обнаружили бы, что к ним причастен человек.

— Как? Вы полагаете, что все это обман? Но для какой же цели?

— Нет, вовсе не обман в обычном смысле слова. Положим, я вдруг погрузился бы в сон, такой глубокий, что невозможно было бы добудиться меня, но позволявший мне на редкость точно угадывать ответы на вопросы, чего я не мог бы делать после пробуждения, сколько бы ни тщился; положим, я мог бы объявить, сколько денег у вас в кармане, или нет, сказал, о чем вы думаете. Ведь это вовсе не обман, как и не проявления потустороннего. Я мог бы находиться под гипнотическим воздействием, оказываемым на меня каким-то человеком, который приобрел власть надо мной во время нашего предыдущего общения.

— Если поверить, что гипноз и в самом деле может действовать на расстоянии, вы правы. И отсюда вы заключаете, что гипнотизер способен вызывать сверхъестественные явления и в неживой среде, чтобы вы и все другие могли их наблюдать, — положим, может заставить звучать воздух или населить его образами?

— Или так: повлиять на наши чувства, чтобы мы уверовали в происходящее. Был ли у нас контакт с человеком, который бы воздействовал на нас? Нет, не было. Обычный гипноз на это не споробен. Но ведь, возможно, существует родственная ему сила, много более мощная, которую когда-то называли магией. Не стану утверждать, что она действует на все неодушевленные материальные предметы, но будь это и так, тут не было бы ничего противоестественного. Это редкостная сила, которой могут быть наделены живые существа с определенными особенностями, развитыми посредством практики до высочайшей степени. А что такая сила может распространяться и на мертвых (вернее, на некоторые их мысли и воспоминания) и подчинять себе — нет, не то, что можно назвать душой и что выходит за пределы человеческого влияния, а некий отпечаток чего-то сугубо земного, являющего себя нашим чувствам, то все это известно из очень старой и полузабытой теории, по поводу которой я не дерзну высказывать свое мнение. Но я не нахожу, что эта сила сверхъестественная. Позвольте в подтверждение привести эксперимент, который Парацельс относит к разряду нетрудных и который автор «Диковинок литературы» упоминает как правдоподобный: вы сжигаете цветок — его больше не существует. Все то живое, из чего он состоял, рассеялось, рассыпалось неведомо куда и более не может быть ни собрано, ни найдено. Но по химическому анализу пепла можно составить образ этого цветка, и он будет таким же, как при жизни. Не исключается, что это верно и для человека. Душа так же не подвластна вам, как суть цветка и как элементы его строения. Но вы можете составить ее образ, и это тот самый фантом, который, в силу распространенного предрассудка, принимают за душу усопшего. Не нужно путать его с истинной душой, он есть лишь образ живой формы. Итак, нас более всего тут поражает (как и в самых достоверных рассказах о призраках и привидениях) отсутствие того, что мы сочли бы душой, — иначе говоря, высшего, свободного разума. В явлениях призраков нет цели, а если есть, то пустяшная; придя, они почти не говорят, а когда все же говорят, то самое заурядное, как всякий обычный человек. Американцы, общавшиеся с духами, опубликовали целые тома в стихах и прозе, где пересказывают то, что якобы слышали от великих мертвецов: Шекспира, Бэкона и бог знает кого еще. И в этих записях, даже в самых убедительных, нет ни на гран чего-нибудь такого, что было бы умнее рассуждений человека весьма посредственных способностей и образованности; они непостижимо уступают всему, что Бэкон, и Шекспир, и Платон говорили и писали в свое время.