Павел Чибряков - Что-то… (сборник)

То, что в тринадцать лет у неё начала расти грудь и появились волосы на лобке, не пробудило в Катерине никакого смущения. Наоборот – она считала, что теперь в ней появляется больше, что можно (можно-можно! ) показать. Она всё больше чувствовала себя взрослой. Вскоре она могла, намеренно спокойно, сказать, что не придёт сниматься по причине «критических дней». Она ощущала себя настоящей моделью, и ей это очень нравилось.

Всё закончилось, когда Катерине было четырнадцать. Максим решил, что уже можно переходить от «эротики» к реальной порнографии. По опыту он знал, что начинать нужно «с малого». То есть – с минета. Естественно, ему. Катерина, конечно, возмущёно отказалась. Он попытался «соблазнить» её, показывая видеозапись, где такие же девчонки как она занимались сексом со взрослыми мужиками. Катерина потом долго искренне удивлялась, как он мог предположить, что её «заведёт» такая мерзость.

Потом он попытался её принудить. Схватив её, он полез ей в промежность, при этом глядя ей в лицо с противной улыбкой и выжидательным выражением. Катерина громко вскрикнула со смесью омерзения, возмущения и страха, ударила Максима сначала кулаком в глаз, потом лбом, с размаху, в нос, что позволило ей вырваться, схватить свои вещи и выбежать из квартиры Максима, чуть не забыв прихватить в прихожей свои кроссовки, будучи в одних белых носках (он обожал снимать её в одних носках).

Так закончилась её «карьера фотомодели».

И тут Катерина обнаружила, что у неё нет настоящих подруг; да и просто подруг. Ровесницы, и почти все около того, смотрели на неё с презрением. Ровесники – с потребительским интересом. Получалось, что все о ней всё знают. Причём это «Всё» было гораздо больше реального «всего». Можно сказать, что её считали практически проституткой. Если не настоящей, то уж ТОЧНО будущей. Ну и что прикажете делать в этой ситуации? Доказывать свою девственность, показывая целостность девственной плевы? Ничего такого Катерина, естественно, не делала, и никому ничего не пыталась доказать.

Поскольку в школе она никогда особой успеваемостью не отличалась, после девятого класса Катерина поступила в швейное училище. Вскоре после этого её мать «сошлась» с мужчиной, с которым Катерина критично не поладила, что подвигло её уйти жить в общежитие.

Вот здесь всё стало иначе. Здесь никто не знал о её прошлом, так что в общаге у неё была репутация «жуткой недотроги». Её новые подруги, почему-то, сильно удивлялись её девственности, и посмеивались над отношением Катерины к вопросам секса. И почему-то регулярно пытались «подогнать» ей парня для «этого дела». Но Катерина всегда успешно избегала того, чего ей не хотелось. У неё даже появилась некоторая сноровка делать это изящно.

Но вот других «прелестей» общажной жизни она не избежала. Сначала была выпивка. И не мало. Потом появились наркотики. Поскольку Катерина с детства боялась уколов – это были «курево» и «колёса». И этого тоже было не мало. Много и довольно долго. Потом она сама после-опасливо удивлялась тому, как ей, в пребывании в таком состоянии, удалось не потерять не только жизнь, но и девственность.

А потом и эта жизнь закончилась. Неожиданно, естественно. Кто ожидает, что окажется в непотребном от «дури» состоянии валяющемся в уличной грязи, что его подберут, по сути, похитят, и обустроят в новой жизни. Вопрос о том, какого рода эта жизнь, снимается.

Всё это сделал пожилой, но явно крепкий и подтянутый, человек, которого звали Леонид Петрович. Он подобрал Катерину, поздним осеним вечером упавшую в грязь около узкой пешеходной дорожки и не способную подняться, осторожно усадил в машину и увёз в какую-то квартиру. Там он её раздел, затащил в ванну, где помыл под душем. Пребывая в наркотическом одурении, Катерина могла только глупо лыбиться, будучи уверенной, что сейчас ею, наконец, «попользуются».

Но мужчина, вымыв Катерину, уложил её в постель, приятно пахнущую чистым бельём, проигнорировав её глупые «призывные» жесты – типа раздвигания ног и зазывного выражения лица, накрыл её одеялом и вышел из комнаты, погасив свет. Перед тем, как окончательно «отключиться», Катерина решила, что «расплату натурой» с неё возьмут потом.

Но потом было совсем другое. Вначале было отвыкание от наркотиков. Не такое уж и «ломкое», надо сказать. А потом было привыкание к новой жизни; и к своей новой роли в этой жизни. И эта роль Катерину устраивала. Плевать, что, по большому счёту, её положение можно расценивать как подневольное. И пусть в большей степени подневольное, чем у большинства остальных. Её же это устраивает. А что ещё надо?