— Позволь мне отрезать их, — предложила она. Для маскировки?
— Нет… не имеет значения. Под плащом и капюшоном никто меня не разглядит. У меня не осталось времени. Смотри, уже полночь. Ночное бдение, вероятно, уже началось.
— Ты не должен! — воскликнула она.
— Нет, я пойду туда! Или вы меня предадите?
От одного его предположения и она, и ее отец замерли на месте и молча покачали головами, словно клянясь, что не донесут на него.
— До свидания, дорогая, если бы я мог, я бы оставил тебе на память какой-нибудь пустячок…
— Ты оставляешь мне гораздо больше, — тихо призналась она полным смирения голосом, — ты оставляешь мне воспоминания, которые иным женщинам приходится выдумывать или выискивать в книжках.
Он снова улыбнулся, ни разу до сих пор я не видела, чтобы он излучал такой покой. Я не знала, беспокоят ли его руки, но бинты к этому времени снова промокли.
— Женщина, которая лечила мне руки, — сказал он Берте, возвращаясь к своему, — забрала все мои кольца в оплату. Я ничего не мог поделать. Это мое последнее теплое прибежище на ночь, моя последняя минута покоя. Поцелуй меня, Берта, и я пойду. Ганс, я не могу просить тебя о благословении, но давай хотя бы поцелуемся на прощание.Они все обнялись. Стефан протянул руки, словно собирался взять со стула плащ, но Берта его опередила и вместе со своим отцом набросила плащ ему на плечи и пониже опустила капюшон.
Мне было тошно от страха. Я знала, что сейчас последует. И не хотела это видеть.
Вестибюль огромного дома. Типичный декор немецкого барокко, позолоченное дерево, две фрески друг напротив друга, мужчина и женщина в напудренных париках.
Стефан беспрепятственно вошел в дом, держа руки в карманах. Он строго заговорил по-русски с охранниками, а те растерялись и не знали, как им поступить с этим прилично одетым господином, который пришел отдать дань уважения.
— Господин Бетховен здесь? — спросил Стефан на своем резком русском.
Полное смятение. Охранники говорили только по-немецки. Наконец появился один из царских адъютантов.
Стефан разыграл все как по нотам, не вынимая перебинтованных рук из плаща, он отвесил глубокий поклон по-русски. Люстра под высоким потолком осветила его темную почти монашескую фигуру.
— Я пришел от графа Раминского выразить свое соболезнование, — произнес он по-русски с безукоризненной уверенностью. — У меня также поручение к господину ван Бетховену. Это для меня господин Бетховен написал квартет, который прислал мне князь Стефановский. Прошу вас позволить мне провести несколько минут с моим добрым другом. Я бы ни за что не потревожил семью в такой час, но мне сказали, что бдение продлится всю ночь и я могу зайти. Он направился к дверям. Русские гвардейцы вытянулись в струнку, их примеру немедленно последовали немецкие офицеры и слуги в париках. Лакеи засеменили за гвардейцами, затем поспешили распахнуть двери.
— Господин Бетховен только недавно ушел домой, но я могу вас проводить в комнату, где покоится князь, — произнес русский офицер, явно благоговея перед этим высоким важным господином. — Наверное, мне следует разбудить…
— Нет. Я ведь уже сказал, что не хотел бы нарушать их покой в такой час, — перебил Стефан, оглядывая дом, словно впервые видел его великолепное убранство.
Он начал подниматься по лестнице, его тяжелый плащ, подбитый мехом, изящно колыхался над каблуками сапог.
— Молодая княгиня, — бросил он через плечо русскому гвардейцу, торопливо шедшему за ним, — мы играли с ней в детстве, я обязательно нанесу ей визит, но в более подходящее время. А сейчас позвольте мне только взглянуть на старого князя и помолиться у его гроба.
Русский гвардеец начал было что-то говорить, но тут они подошли к нужной двери. Поздно было возражать.
Обитель покойного. Огромный зал, украшенный золочеными белыми завитушками, благодаря которым венские интерьеры похожи на взбитые сливки; высокие пилястры с золоченым ажурным узором; длинный ряд окон, каждое из которых погружено в глубокую арку под золоченым софитом, напротив расположен оконный двойник в зеркалах и в другом конце зала двери с двойными створками, точно такие, как те, через которые мы только что вошли.
Гроб помещен на огромный помост, задрапированный собранным в складки бархатом, рядом с гробом на помосте сидит женщина на маленьком золоченом стульчике. Ее голова упала на грудь. На затылке видна единственная нить черных бус. Платье с высокой талией в стиле ампир строгого черного цвета.
Читать дальше