Виктор Точинов - Пятиозерье

— Достаточно давно. Не меньше ста тысяч рассветов видел этот Мир с тех пор. Его обитатели не живут столь долго.

«Значит...» - Огнеглазый не заканчивает, но Базарга понимает ход ЕГО мысли.

Значит это, что нынешняя ЕЕ оболочка — не первая. Из тела в тело переходила ОНА, неся странное свое раздвоение. Беспробудно уснувшая и забывшая во сне обо всем.

«Надо посмотреть, как это случилось», - решает Князь Ста Имен.

Нелегкая задача, даже для НЕГО и Базарги. Многое могут делать они со временем, но только не повернуть вспять. Что произошло, то произошло — ничего изменить невозможно. Можно увидеть картину минувших событий, Реальность хранит след всего когда-то бывшего в ней... Увидеть, не имея возможности вмешаться и что-либо изменить. Но и это не так просто.

Они — Князь и зверь — сливают свои силы воедино. Ищут, кропотливо собирают рассеянные отголоски давних событий, чутко ловят малейшее эхо... Они похожи на археологов, извлекающих из земли мозаичное панно, десятки веков назад рассыпавшееся грудой цветных камешков; и, одновременно — на реставраторов, вновь создающих из этой груды картину.

Картина получается тревожная...

Бесплотными тенями скользят они над призрачным миром, сотканным их волей из давних отзвуков — тенями, способными лишь наблюдать. Скользят все дальше. Мимо проносятся призраки давно разрушенных городов — Князь и Базарга вбирают в себя память мертвого камня. Давно срубленные леса шумят давно облетевшими листьями — они вбирают память дерева. Призрачная суша сменяется призрачным океаном. Вода его много раз испарялась солнцем, сто тысяч раз встававшим на серой гладью, и много раз выпадала дождем, и уходила в землю, и вырывалась из нее ледяными струями родников, и ручьями, речками, реками возвращалась обратно в океан... Вода сотни раз совершала свой извечный круг, но осталась все той же, — они вбирают память воды.

Огнеглазый и Нерожденная Мать пересекают океан, преследуя призрак солнца, старающийся нырнуть от них в серые волны. Именно там, за бескрайними водами, произошло то, что они хотят увидеть.

Остров у берегов дальнего континента, вернее — призрак острова. Обширный, поросший лесом. Впрочем, лес частично уже вырублен — новые владельцы этой земли привыкли жить в деревянных домах, а не в шатрах из звериных шкур.

Нерожденные останавливают свой путь сквозь пространство призрачного мира и движутся теперь сквозь призрак времени. Призраки дней и ночей сменяют друг друга — быстро, неразличимо, — свет и тьма сливаются, окрашивают и остров, и его давно умерших обитателей в ровный серый цвет. Звуков нет, все призрачные звуки слились в монотонное не то гудение, не то шипение. Потом прекращается и это. Призрак солнца застывает в небе, почти в зените. Окружающее — ставшее прахом и тленом — вновь обретает звуки и яркие краски. Нерожденные достигли цели.

Вокруг поляна, вернее — обширная вырубка в лесу, еще не раскорчеванная, еще покрытая пнями. Вокруг люди, много людей. Стоят, сидят на пнях, прохаживаются, собираются в большие и маленькие кучки... Князя и Базаргу они не видят и не слышат — призракам прошлого не дано видеть пришельцев из будущего. Точно так же, как тем не дано что-то здесь изменить. Внимание призраков приковано к центру вырубки, к уродливому деревянному сооружению, высящемуся там.

Князь Ста Имен понимает: все эти люди собрались, чтобы убить ЕЕ телесную оболочку. Убить жестоко и страшно. Или посмотреть, как убивают. ОН рычит от бессилия. Базарга спокойна. Она ложится, сворачивается клубком на траве и внимательно наблюдает за действом. Непонятно, как можно лежать на том, чего давно нет, но Базарга именно лежит. И смотрит.

Тогда же — за тысячи миль и сотни лет от Нерожденных — где-то совсем в другом месте и времени белоголовый мальчик сидит в темноте на покрывале кровати, скрестив под собой ноги — поза для непривычного человека на редкость неудобная, но он за последний час не шевельнулся, даже ни разу не моргнул. Кажется, что он или о чем-то размышляет, или вспоминает что-то, неподвижно глядя на ровную и гладкую стену палаты, освещенную мертвенно-бледным светом уличного фонаря. Но это лишь кажется.

Ночь. Астраханцева

Колокол был огромен.

Сверкал ярко начищенными бронзовыми боками и висел в пустоте без видимой опоры. Медленно раскачивался, сотрясая все вокруг гулким боем.