Виктор Точинов - Пятиозерье

Она перешла с бега на быстрый шаг, приходилось ежесекундно здороваться — ее знал весь лагерь. Отшучивалась от любопытствующих: где, дескать, потеряла Пробиркина? Остановилась и восхитилась уловом рассудительного Димки-Ослика — карасики плавали в пластиковой тюрьме лениво и равнодушно, словно наверняка знали — им всего лишь предстоит подтвердить рыболовные таланты Димки и вернуться обратно в озеро.

...Искупаться Света успела, приходить в столовую взмокшей после пробежки не хотелось. Но на завтрак немного опоздала — и сидеть за столом пришлось в одиночестве. А на обратном пути ей совсем чуть-чуть не удалось разминуться со старшей вожатой; СВ вышагивала откуда-то чеканной поступью кремлевского курсанта, марширующего по Красной Площади.

— Доброе утро, Светлана Игоревна. — Голос у СВ был негромкий и монотонный, но хорошо и далеко слышный.

Света, готовая уже юркнуть на крыльцо одноэтажного деревянного здания, где размещались кружки и игротека, — остановилась и неохотно повернула назад.

...Со времен пионерского детства СВ производила на Свету неприятное впечатление. При виде ее — даже сейчас — возникало чувство подсознательной вины и ощущение неотвратимости наказания, которое за эту вину последует, — при ясном понимании факта, что вины никакой нет, и наказывать ее СВ не имеет ни малейшего права...

— Здравствуйте... — Света запнулась.

Она попыталась было назвать старшую вожатую по имени-отчеству и поняла внезапно, что не помнит ее, казалось, очевидного и давно знакомого имени. Осталось лишь убеждение, что оно, это имя, отлично ей известно — забылись только звуки, какими надо превратить его в слова...

«Вот так оно и бывает, — подумала она в который раз, — вот так и начинается склероз в двадцать семь лет... А если не лгать себе — отнюдь не склероз. Сумасшествие».

СВ продолжала говорить столь же монотонно:

— Светлана Игоревна, я прошу вас открыть сегодня библиотеку позже, а через час — планерка у начальника лагеря, ваше присутствие обязательно.

— Хорошо, я подойду... — Света опять запнулась, понадеявшись, что имя само сорвется с языка, если не вспоминать его напряженно.

Не сорвалось. Напрочь исчезло.

Света в третий раз выехала в «Варяг».

Когда-то давно, впервые оказавшись без материнской опеки, девчонкой с исцарапанными коленками, — она носилась наравне с мальчишками под этими соснами, совсем не изменившимися за минувшие годы.

Потом, после первого курса, закадычная подруга Ленка Астраханцева предложила поехать сюда вожатыми, в зачет летней практики.

А еще девять лет спустя та же Астраханцева уговорила тряхнуть стариной и поработать библиотекарем.

И каждый раз в лагере была СВ (раньше ее звали СПВ — старшая пионервожатая). СВ ничуть не менялась с годами, чудесным образом законсервировавшись на неопределенном возрасте «за тридцать». Высокая, подтянутая, в неизменных отглаженных блузках и юбках ниже колена, она стала такой же всенепременной составляющей «Варяга», как озеро, как остров, как неохватная, вековая сосна у волейбольной площадки.

Никто не знал, есть ли у нее муж и дети, да и вообще личная жизнь. Света сильно сомневалась.

Личной жизнью СВ давно и бесповоротно стал лагерь. Выступая на линейках и мероприятиях, старшая вожатая преображалась: обычно бесцветный голос звучал ярко и звонко, как у двадцатилетней девушки; блеклое лицо (СВ практически не пользовалась косметикой) озарялось живой улыбкой, преображая на обычное аскетичное выражение...

Иногда Света задумывалась: а куда девается и что делает СВ между сентябрем и июнем, когда лагерь пустеет? Почему-то казалось, что она никуда не уезжает. Уходит в бывшую ленинскую комнату и там впадает в зимнюю спячку в недрах большого старого шкафа — среди пожелтевших плакатов, сломанных барабанов и горнов...

Теперь Света не могла вспомнить, как зовут СВ.

05 августа, 09:07, окрестности ДОЛ «Варяг»

Отсюда, с вершины холма, трудно было понять, как мог бы выглядеть лагерь в объективе телекамеры, установленной внизу, в любом из бесчисленных удобных для съемок мест.

Но у черного человека были хорошо развиты и глазомер, и воображение, и пространственное мышление. Он представил, как видится объект наблюдения с разных точек зрения. И понял, что нашел искомое. С вероятностью девяносто пяти процентов — нашел.

Повезло. Методичное и изматывающее прочесывание Карельского перешейка не потребовалось. Третий или четвертый выстрел с завязанными глазами угодил в цель. Хотя все могло быть гораздо проще и быстрее...