Эдвард Кэри - Заклятие дома с химерами

— Роуленд Коллис! Но как он может… как они могут быть… вместе! Это бессмыслица.

— Мы понятия не имеем, — простонал Муркус. — И кто бы знал, как мне хочется, чтобы все было по-другому. В виде подставки для гренок он был гораздо лучше. Как бы мне хотелось, чтобы он снова ею стал! Он был замечательной подставкой для гренок, но превратился в совершенно равнодушного человека. Бабушка сказала, что со временем он должен снова стать куском серебра, но он не стал и теперь изводит меня день за днем. Из Филчинга приезжали доктора, особые доктора, но они были бесполезны — никто не смог превратить его обратно в подставку. Скоро, очень скоро я получу брюки и женюсь на моей Хоррит. Но что она скажет, увидев такую подставку?

— Но это же чудесно! — воскликнул я. — Лучшую новость и представить сложно!

— Это ужасно, — возразил Муркус. — Сложно представить себе худшую новость.

— Это значит, — снова воскликнул я, — это значит, Джеймс Генри Хейворд, моя дорогая затычка, что скоро ты сможешь вернуться в этот мир. Это значит, что есть способ разорвать порочный круг. Как, Муркус, как ты это сделал?

— Я ничего не делал, — сказал тот. — Я лег спать, как и всегда, а утром на месте моей подставки… в общем, моей подставки не было, а вместо нее было это . Представляете, каким это было для меня шоком?

— Но ты должен был сделать что-то необычное. Думай, Муркус, думай!

— Говорю же, ничего необычного не было.

— Должно было быть.

— Не было вообще ничего.

— Думай, Муркус! — прикрикнул я. — Может, мне опять взяться за сковородку? Это поможет, как думаешь?

— Да, возьмись за сковородку, — сказал Роуленд. — Возьмись за нее хорошенько. Это точно поможет.

— Пожалуйста, пожалуйста, Клод! — умолял Муркус.

— А ты делал что-нибудь, Роуленд Коллис?

— Не помню, правда.

— А ты помнишь, как это — быть подставкой для гренок?

— Не помню. Правда.

— А ты можешь вспомнить, кем ты был до того, как стал подставкой?

Он немного подумал и сказал с грустью в голосе:

— Не могу. Увы. Правда не могу.

— Возможно, я к тебе еще зайду, Роуленд. Попозже.

— Можешь одолжить мне сковородку? — спросил тот.

— Не давай ему ее, Клод, пожалуйста, — взмолился Муркус. — Ты так хорошо выглядишь в брюках. Так внушительно.

— Не пытайся мне льстить, — сказал я.

— Клод, — вмешалась Люси, — мы не можем здесь оставаться. Никак не можем. Пойдем, Клод. Если они найдут меня — а они собираются это сделать, — то убьют. Они так и сказали.

— Убьют?

— Именно так, — закивал Муркус. — Они убьют, да. Я сам слышал, как Старридж это сказал.

— Помоги мне, Клод, забери меня отсюда.

— Выхода нет, — сказал Муркус. — Отсюда вам не выбраться. Покинуть дом можно только на поезде, по туннелю. Но поезд все еще не вернулся, а значит, туннель, скорее всего, обрушился. А это значит, что вам не выбраться. Вы здесь застряли, как и все остальные. Пока буря не закончится и туннель не отремонтируют.

— Это правда, Клод? Он говорит правду?

— Должен быть другой путь, — сказал я.

— Его нет, — заявил Муркус. — И ты об этом знаешь.

— Врежь ему! Врежь ему! — разволновался Роуленд. — Я вижу, что ты об этом думаешь.

— Роуленд Коллис, — сказал я, — я бы хотел, чтобы ты взял это себе.

И отдал ему сковородку.

— Очень признателен.

— Идем, Люси. Ты можешь идти? Давай я помогу тебе.

— Они найдут вас, — сказал Муркус. — Найдут и поймают. А когда они вас поймают, то разберутся с ней. А что до тебя, Клод… Не знаю, что они сделают с тобой, но не хотел бы я оказаться на твоем месте.

— Это ключ от твоей цепи, Роуленд? — спросил я, вытаскивая ключ из кармана Муркусовой жилетки.

— Полагаю, это именно он, — сказал Роуленд. — Хотя раньше я его не видел.

— Нет, Клод! — заорал Муркус. — Предупреждаю, верни его!

Я отдал ключ Роуленду.

— Очень признателен.

— Нет, Подставка, нет, — сказал Муркус. — Отдай мне его по-хорошему. Немедленно. Ты — моя подставка для гренок.

— Роуленд, — сказал я, — будь добр.

Муркус вскрикнул.

— Благодарю, — сказал я.

— Не за что, — сказал Роуленд.

— Куда мы идем? — спросила Люси.

Спускаясь ниже навстречу жиже

Она снова была со мной. Я чувствовал ее тепло, ее движения. Ее одежда была изорвана, а сама она покрыта синяками и порезами. Она шла, прихрамывая, но это была она, моя Люси. Какой же я везучий! Как хорошо жить! Ведь только сейчас я начинаю жить по-настоящему. Мы не умрем, подумал я, не теперь. Это было бы слишком жестоко. Не сейчас, когда она снова рядом со мной. Мы выберемся отсюда и будем кричать и танцевать, будем сами собой. Мне пятнадцать с половиной, и у меня есть брюки. Что еще нужно?