— Рыжий? Правда?
— Рыжий и зеленый.
— Грязновато-коричневый?
— Да нет же.
Снизу донесся гудок отправлявшегося в Лондон поезда.
— Скажи мне, Клод, пожалуйста, скажи.
— Перси Хочкис.
— Это Аливер, — прошептал я. — Он пришел за мной.
— Расскажи мне, Клод. Скорее, прошу тебя.
Раздался стук в дверь.
— Клодиус, — послышался голос. — Я могу войти?
— Вот черт, — прошептал Туммис нервно. — Черт.
Дверь открылась. Перед нами стоял дядюшка Аливер.
— Мне показалось, что я слышал голоса, — сказал он. — Разве ты должен быть здесь, Туммис?
— Нет, дядя.
— Ты утомляешь его, Туммис. Он легко устает.
— Я сегодня вполне хорошо себя чувствую, дядя, — сказал я.
— Бедный Клод, ты не крепче одуванчика.
— Что такое одуванчик? — спросил я.
— Это не должно тебя волновать. Некоторые из нас, Туммис, были рождены не такими крепкими, как ты, колокольня.
— Он похож на Монумент, дядя? — спросил я. — На статую, возведенную в 1677 году в память о Великом лондонском пожаре? Ту, что двести два фута в высоту? Ту, что стоит на пересечении Монумент-стрит и Фиш-стрит?
— Да, — сказал он. — Очень похож. А ты много читал, Клод.
— Да, дядя, много книг о Лондоне.
— Прости, дядя, — сказал Туммис. — У него было Сидение, понимаешь, и я…
— Больше мне здесь не попадайся.
— Не попадусь, дядюшка.
— Вот и иди.
И несчастный аист ушел, обиженный и весь в соплях.
Дядюшка по имени Аливер
Мой дядюшка Аливер снабжал нас сиропами, микстурами и пилюлями, которые выглядели как помет животных и пахли так же. Дядюшка Аливер был врачом, водопроводчиком человеческих внутренностей, и все его мысли были направлены внутрь. Смотря на человека, он видел лишь то, что находится у него внутри, его выделения и особенности коагуляции, его почернения и синюшность. В его воображении были лишь ожоги и сыпь, его заботили лишь боли и опухоли, ноющие суставы, простуды и грибок, язвы и перекрученные яички, гнилые зубы, ноги и кишки, желудочные спазмы, вросшие ногти и кожные наросты. Вся его общительность распространялась только на больных. Ему были небезразличны лишь они, и лишь к ним он относился с любовью. Он решительно не понимал молодых, здоровых и жизнерадостных людей с крепким сном. Они были ему не интересны. Он познавал людей лишь по их болезням. Он дружил лишь с теми, у кого были простуда, костная мозоль, катаракта, рак, сибирская язва, киста, каталепсия [6] Патологически длительное сохранение приданной позы, часто именуемое психиатрами «восковой гибкостью». Наблюдается при некоторых формах шизофрении. (Примеч. ред.)
или кретинизм. Лишь ими он восхищался и лишь о них беспокоился. С больными он был любящим, заботливым и терпеливым, со здоровыми — грубым, слепым, глухим и ужасным. Когда его больные выздоравливали, он сразу поворачивался к ним спиной. В такие минуты он был совершенно несчастным, он уже тосковал по болезни, которую скрепя сердце помог вылечить. Дядюшка Аливер когда-то был женат на тетушке Джоклан. Их брак не был счастливым до тех пор, пока бедная тетушка Джоклан не подхватила антракоз [7] Заболевание легких, возникающее вследствие оседания в них большого количества угольной пыли. (Примеч. ред.)
. С тех пор он ни на минуту не покидал тетушку до самой ее смерти.
Со мной дядюшка Аливер обычно был очень внимательным и чутким. Он за меня очень волновался и так заботился о моей голове, что мне хотелось, чтобы его внимание к ней ослабло. В те же дни, когда он говорил со мной коротко и резко, я понимал, что мне лучше. Он был первоклассным медиком, знавшим все о работе человеческой единицы.
— Похоже, ты не выспался, — сказал дядюшка Аливер. Он потрогал мой лоб и послушал мое сердце, а затем выложил недельный запас пилюль. После этого, не считая нескольких коротких вопросов, его визит обычно заканчивался. — Бедная Розамуть, Клод. Она так страдает. У нее выпадают волосы, а кожа темнеет.
— Да, бедная тетушка.
— Из-за нее весь дом вверх дном. Мой брат Ричид считает, что видел, как по его спальне бегала деревянная резьба, но я думаю, что виной всему выпитый им бокал бордо. Мистер Грум сообщил о внезапном свертывании продуктов, начиная с молока и заканчивая марципанами, а висевшая в кладовке свиная туша будто бы внезапно пошла странными синими полосами. Не говоря уже о том, что ребенок кузины Лолли, которого она назвала Кеннифом в честь своего отца, родился очень слабым. А тетушка Оммебол Олиф, твоя многоуважаемая бабушка, постоянно пребывающая в отвратительном настроении, дала несчастному ребенку в качестве предмета рождения кусок стружки от карандаша. Не думаю, что он доживет до следующего утра. И конечно же, проснувшаяся Свалка. Этого достаточно, чтобы заставить нервничать любого. Не припомню таких неприятностей со времени пропажи Риппита. Впрочем, ты не меняешься. Неизменный Клод.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу