Татьяна Форш - Цыганское проклятье

– Тут такое дело, Силантий Матвеевич, письмецо. Для вас, лично от генерала Корнева.

Сердце Русалова упало в пятки и там затихло.

– Корнева? – Старый друг никогда не писал писем. – Давай уже сюда!

Русалов вырвал письмо из рук почтальона. Кинул ему гривенник и замерзшими пальцами принялся рвать конверт. Бумага резала пальцы, но ему было все равно. Сердце сдавило от тяжелых предчувствий.

«Мое почтение, Силантий Матвеевич. Прости, что извещаю о смерти. Алексей Антонович Романов, находившийся под моим командованием в звании поручика, застрелен при попытке дезертирства из вверенного мне полка. Вечно твой друг – Виктор Андреевич Корнев».

Письмо выпало из рук.

– Папенька? – Голос Марьи заставил его вздрогнуть и обернуться. Она шла вместе с Феклой. Живот не скрывала теперь даже соболья шуба. – Я искала вас. Там Макар приходил… С письмом! Может, от Алешеньки? Папа?

Она заметила исписанный лист и, не сводя с него глаз, подошла ближе.

– Что там? – Она посмотрела на него потемневшими глазами, и Силантий понял, что потерял ее. Наклонился, поднял письмо и протянул дочери:

– Алексей погиб…»

– Федь? Ты чего, уснул? – Заметный тычок в бок и голос Макса заставили Федора очнуться.

– Что?

– Да ничего! Лунатик! Сначала понес какую-то пургу, а последние минут пять и вовсе сидишь, в дневник пялишься и молчишь! – Это уже Кир. Только Петр, не улыбаясь, смотрел на Федю темными, без зрачка, глазами:

– Что ты увидел?

Федор, наконец, заставил непослушные губы растянуться в усмешке и произнес:

– То, как меня сначала подставили, а потом убили…

– Блин, ты вчера самогонку на мухоморах, часом, не пил? – Кирилл покачал головой.

– Слушай, а может, ты того… – А вот Макса, любителя мистики, его ответ воодушевил. – Типа Кашпировского? Медиум?

– Да нет! – Федор, наконец, окончательно вырвался из лап видения. – Я просто разбирал написанное и не заметил, как увлекся.

– И что там было? – Петр не сводил с него внимательных глаз.

– Там написано о том, как генерал подлостью сжил со света избранника своей дочери. – Федор даже потряс головой, пытаясь избавиться от образа Лены, стоявшего перед глазами. Он, конечно, понимал, что никакая это была не Лена, а ее двойник, но память упрямо пыталась соединить их воедино.

– Ага… Значит, у генерала тоже рыльце в пушку… – хмыкнул Кир. – Нет, я все же за то, чтобы найти его сокровищницу. И, как честные граждане…

– …забрать все себе! – закончил за него Макс.

– Кстати, может, пока есть время, еще дневник почитаем? – Петр посмотрел на Федю. – Только теперь хочется услышать не краткое содержание…

Федор пожал плечами, аккуратно пролистнул несколько листов, выбирая наиболее сохранившиеся страницы. Вгляделся, разбирая написанное, и начал читать:

«На исходе мая Марьюшка родила крепкого, румяного мальчугана. Все мои дурные мысли сразу же рассыпались прахом. Последнюю неделю повитуха суетилась у ее постели. Все боялись, что не разродится. Дважды открывалось кровотечение, Марью мучили боли в животе, но все закончилось хорошо. Как только раздался детский плач, у меня отлегло от сердца.

Марья лежала на подушках бледная и измученная, но дышала ровно. Нянька приняла ребенка и показала мне.

– На вас похож, Силантий Матвеевич. – Она улыбнулась.

– Да где ж ты рассмотрела? – возразил я, стараясь не показать, насколько это мне приятно. – Глазюки, вон, Марьюшкины, синие.

– У новорожденных они всегда синие. Еще поменяются.

– И поменяются, не беда. Лишь бы здоровеньким рос.

– Имечко уже придумали? – Нянька явно была счастлива едва ли не меньше меня. Улыбалась, глядя на моего внука как на родного. – Как крестить-то станете?

– Алешенькой, – произнес я и вдруг понял, что это имя больше не вызывает во мне раздражения.

Да и как можно гневаться на дитя невинное? Оно ведь не в ответе за грехи отцов.

И тут словно гром ударил.

Что же я натворил?!

Как мог разлучить дочь родную с любимым только потому, что у него отец гнилым человеком был? Ведь, если разобраться, не виновен был Алексей ни в чем! Только лишь в том, что родиться не в той семье довелось!

Если разобраться… Раньше надо было разбираться, а я, дурак старый, грех на душу взял… Как же теперь у Боженьки прощения вымолить?

Марья, как письмо прочла, так почти не говорит со мной с тех пор. А мне это что нож в сердце. Больнее и не сделает никто. Да и Алексея уже не вернуть…