Питер Страуб - Возвращение в Арден

– Ты не можешь, – сказал Дуэйн. – Не можешь ничего доказать.

– Белый Медведь был с тобой, – я еще сам не верил в то, что говорил. – Вы оба напали на нас. Потому что оба ее хотели. Я помню, как Белый Медведь ходил к нам каждый день и смотрел на нее.

– Мне нужно собирать трактор. Убирайся отсюда.

– И все ведь думали, что это я. Даже моя жена так думала.

Дуэйн поставил на место рычаги и крышку сцепления и начал закручивать гайки. Он не поднимал на меня глаз.

– Поговори лучше с Говром, – сказал он. – Я ничего больше не скажу.

Я почувствовал себя в душной глубине сарая так же, как под водой, когда Зак с Дровосеком пытались меня утопить. Я не мог сделать ни шагу. Дуэйн всегда был слишком туп, чтобы искусно врать, и теперь его отказ говорить звучал как признание.

– Боже, – прошептал я дрожащим голосом.

Дуэйн склонился над мотором трактора. Уши его пылали. Как в таверне Плэйнвью, я почувствовал поднимающийся во мне гнев и, чтобы заглушить его, начал цепляться за окружающие меня ощущения: бурая пыль под ногами; хаос железа кругом – плуги, бороны и еще что-то, что я не мог определить, – громада трактора в углу; чириканье воробьев под крышей; липкий холод бака с бензином, на который я бессильно опустился; человек передо мной, зарывшийся в недра трактора, в пропотевшей грязной рубашке, пропитанный запахом пороха. Убийца Алисон.

– Это глупо, – сказал я. – Не знаю, зачем я заговорил с тобой обо всем этом.

Он отложил отвертку и начал руками прилаживать что-то в двигателе.

– И это не имеет никакого значения. Скоро это не будет иметь никакого значения.

Он не двигался.

– Боже, как странно, – продолжал я. – Я ведь пришел сюда поговорить с тобой про Зака. И когда ты заговорил о другом, я никак не думал... – он резко поднялся, и я подумал, что сейчас он бросится на меня. Но он отошел куда-то, вернулся с молотком и начал стучать по трактору так яростно, словно видел перед собой не металл, а нечто другое.

От дома послышался стук двери. Вернулась Тута Сандерсон.

Дуэйн тоже услышал этот звук, и, казалось, это освободило его.

– Ладно, ты, сукин сын, спрашивай про Зака. Ну? Ты ведь за этим пришел? – он изо всех сил саданул по трактору молотком. Лицо его пылало, готовое взорваться. – Что ты хочешь знать об этом чертовом ублюдке? Он такой же ненормальный, как ты.

Я опять услышал кашель и свист той ужасной ночи, увидел рубашку, белеющую между кустов. И то, как они с вожделением двадцатилетних смотрели на обнаженную девушку, как звезда, блестевшую в темной воде. И как потом они избили ослепленного страстью мальчика и бросили его на прибрежном камне, прежде чем повернуться к девушке.

– Так ты хочешь знать все о людях, которые тебя окружают, Майлс? – Дуэйн почти кричал. – Ты думаешь, что так важно то, что ты о них скажешь? Думаешь, для всех такой подарок то, что ты скажешь? Вокруг тебя ведь одни дураки, – он густо плюнул в пыль и нанес трактору еще один сокрушительный удар. – Ненавижу таких как ты, Майлс. Профессора, писатели, со всеми этими вашими: “То что я сказал, это не то-то, а то-то”, – он еще дважды треснул по корпусу трактора, и что-то внутри сломалось. В полной ярости он вскочил, подняв облако пыли. – Черт, где эта штука? – он побежал в самый темный угол сарая и начал рыться в груде ржавого железа. – Так ты хочешь знать про Зака? Может, тебе рассказать, как он заперся в доме, и пришлось ломать двери топором? Тогда ему было девять. Или о том, как он избил старуху в Ардене за то, что она не так на него посмотрела? Тогда ему было тринадцать. Обо всех его кражах? – он неожиданно нагнулся, как цапля за лягушкой. – Ну вот, кажется, нашел. Потом этот Гитлер. Я думал, мы выиграли войну, и на этом все кончилось. И тут оказывается, что он был отличный парень, и все пошло бы здорово, если бы он сделал то-то и не сделал того-то. И еще один деятель говорит, что Гитлер рос без матери и от этого вырос таким, – он снова подходил к трактору, сжимая в руке какую-то трубку...

...кашляя, расстегивая в нетерпении белую рубашку, в ожидании сигнального свиста, после которого они бросятся на девушку и устранят ее власть над ними единственным доступным им способом. Слыша ее голос, спрашивающий: “Разве птицы кашляют?”

Я услышал его вскрик. Молоток полетел в одну сторону, трубка в другую, а сам он с удивившей меня скоростью вылетел из сарая, сжимая правой рукой запястье левой. Я пошел за ним – он стоял у входа среди залежей ржавого железа, разглядывая содранный с ладони клочок кожи.