Уитли Стрибер: Последний вампир

– Пошевеливайся, тупая тварь, – прорычала она вознице по-английски.

Он прибавил хода. Такая интонация была понятна на любом языке.

Повозка стремительно двигалась между храмами, отовсюду веяло очарованием древности. Для ее сородичей это место тоже было священным: здесь они встречались в минувшие тысячелетия, десять тысяч лет назад, пятнадцать тысяч... когда мир был игрушкой в их руках, а человек – бессловесной разновидностью скота. Вот какие тротуары оставили Властители – после стольких лет все еще в идеальном состоянии. Видно, нас прокляли звезды, что мы превратились в собственном мире в бродяг, изгоев. Дайте мне опиума, хоть одну затяжку! Дайте мне забыться...

Мириам нащупала на дне новой сумочки золоченый ключ, который позволит ей войти в подвал «Лунной дороги». Сумочку фирмы «Гуччи» она купила в местном магазине за 2500 бат. Роскошная вещица! Ей вовсе не нужна была еще одна сумка, но Мириам обожала делать покупки и не смогла противиться соблазну. Все без исключения Властители любили хорошо выделанную кожу, а телячья кожа так напоминала человеческую, изделиями из которой можно было пользоваться только дома. Вдруг внимательный глаз заметит остатки татуировки или родинку на перчатках или корешке записной книжки? Лично она никогда не носила изделия из человеческой кожи. Пусть людишки служат для ее племени всего лишь добычей, но все-таки они разумные существа, у них есть какие-то чувства, и это нужно уважать. Хотя их шкуры можно великолепно выделать – особенно кусочки с гладкой спины или ягодиц.

Возница совсем сгорбился, словно инстинктивно пытаясь отдалиться от нее. Прыгнуть на него сзади? Она оседлает его, как жеребца, он примется визжать и брыкаться, то-то будет потеха.

Рикша свернул на узкую улочку, не шире коридора, очень тихую. Мириам снова сунула в рот сигарету и закурила. У древнего храма Уатчиангман, чью крышу поддерживали с четырех сторон света четыре золоченых слона, повозка остановилась. В подвале здания располагалось древнее святилище Властителей, основанное еще до того, как Сиддхартха стал Буддой, даже до его рождения.

– Стой, – приказала Мириам. – Жди.

Возница, скосив на нее один глаз, едва заметно кивнул. Она знала, что среди суеверных тайцев, боявшихся привидений, этот храм пользовался дурной репутацией. Постукивая каблучками по мокрым камням мостовой, Мириам прошла несколько шагов до его дверей и переступила порог пагоды.

Внутри оказалось удивительно тихо. Пахло сандаловым деревом и дымом – это чадила единственная железная лампа, подвешенная к потолочной балке, освещая огромного Будду, который сидел, откинувшись назад, посреди украшенного зала.

Она отдала дань уважения Будде: сомкнула ладони и поклонилась. Если бы соплеменники видели это!

Мириам нащупала хитроумно спрятанный паз, мягко надавила три раза, заставив работать скрытый механизм, который тихо щелкнул. Надо же, дверь открылась бы от одного простого толчка! В Америке или Европе нет места подобной беспечности.

Крутые ступени вели вниз. Разумеется, она не нуждалась ни в каком освещении, ее племя относилось к ночному биологическому виду... и очень страдало в нынешний век электричества. Мириам помнила, как расстроился муж Милии Назин, когда люди изобрели электричество. «Нам следовало сохранить от них этот секрет», – не раз повторял он.

Мужчины и женщины из племени Властителей не объединялись в пары, за исключением того времени, когда ждали ребенка, иногда они вместе воспитывали его в первые годы после рождения. Но любовь между ними могла быть огромной. Назин так и не сумел оправиться после потери своей обожаемой Милии. «Я невольно ищу ее по всему свету», – часто повторял он. Он без конца путешествовал и, отправляясь к далеким вершинам, наверняка искал там смерти.

Назин погиб во время взрыва «Гинденбурга» [2] в 1937 году – погиб от огня, как его возлюбленная. Он помогал людям покинуть дирижабль, и тех, кому он помог, засняли для новостей как раз в тот момент, когда они выпрыгивали из окон опускавшегося на землю дирижабля. Назин лишь на мгновение мелькнул в кадре и исчез в пламени.

Мириам часто смотрела эту пленку, словно это помогало ей не чувствовать себя такой одинокой, ведь она так рано лишилась родителей...

На четвертой ступени Мириам замерла. Снизу доносился шум – отлично, собрание шло полным ходом, наконец-то есть возможность пообщаться с себе подобными. Разумеется, иногда любовники соединялись в сладкой битве, матери воспитывали своих детей, но большую часть времени ее сородичи проводили в одиночестве, как пауки.