Эндрю Пайпер - Демонолог

И только в последнюю очередь я вижу порезы на ее теле, только уже склонившись над ней, я одновременно замечаю алый знак креста у нее на груди, прорезанный чем-то острым. Кровь уже пропитывает ткань рубашки моей спутницы.

– Тебе следует уходить, – говорит она. Голос – как серия хрипов.

– Никуда я не пойду. Тебя надо отвезти в больницу.

– Никаких больниц.

– Это совсем другой случай!

– Говорю тебе, я с этим не справлюсь, даже если ты будешь пытаться мне помочь.

Элейн делает вдох. При этом все порезы широко открываются, и кровь, пульсируя, бьет наружу. Я зажимаю их руками, но их слишком много. Тело моей подруги еще теплое, но в этом холодном воздухе быстро остывает.

Но она совершенно спокойна. Глаза закатились, превратились в узкую щелочку, она смотрит куда-то вдаль, над моей головой. Никаких следов страха, никаких признаков боли. Последний прилив адреналина. Финальное прозрение или видение, истинное или неверное.

– Я вижу ее, Дэвид, – произносит умирающая женщина.

– Видишь кого? – спрашиваю я, хотя уже знаю.

– Она… ждет тебя.

– Элейн…

– Она держится. Но это… больно. Ей…

– Элейн! Не надо…

– Ей нужно, чтобы ты тоже верил.

Взгляд О’Брайен опускается, и она принимает меня в себя – так это можно описать точнее всего. Глаза моей подруги держат меня, словно она взяла меня на руки и прижала к себе, чтобы я слышал последние удары ее сердца. У нее больше нет сил поднять руку, не говоря уже о том, чтобы обнять меня, так что она делает это глазами. И улыбается гаснущей, уходящей улыбкой.

К тому моменту, когда я опускаюсь рядом с ней, она уже ушла.

Тихо. Не в том смысле, что перестали петь птицы или прекратил дуть ветер в знак понимания важности момента, но так, как было тихо все это время. Есть только река позади меня. Вода, бегущая по камням, шлепает, словно непрерывно аплодируя.

Я прислоняюсь к дверной раме рядом с О’Брайен. Небо – сборище облаков того вида, в котором можно разглядеть каких-нибудь животных или лица людей, хотя сейчас ни одно лицо мне не показывается. Такое ощущение, что теперь я должен что-то чувствовать, что-то ясное и понятное. Грусть, например. Или ярость. Но вместо этого только пустота, усталость, опустошенность.

А еще – понимание того, что тот, кто сделал это с Элейн, все еще здесь.

И словно вызванная силой моих мыслей, появляется некая фигура, которую я не замечал прежде. Она возникает у берега реки, стоит там по колено в воде. Стоит, нагнувшись и опустив руки в воду. Она занята чем-то, чего я не могу отсюда разглядеть.

Мысль о побеге мелькает в голове лишь на мгновение. Я вполне могу незаметно подняться, ускользнуть за дом, сесть в «Мустанг» и первым рвануть по тропинке к дороге. Но он знает, что я здесь. Знает, что я думаю именно эти думы, и беспокоит его это не более, чем развязавшийся шнурок на ботинке.

Преследователь оборачивается только один раз, когда я спускаюсь по склону и останавливаюсь в дюжине шагов позади него. Достаточно близко, чтобы рассмотреть повязку у него на лбу – уже запачканные бинты, которыми он обвязал себе голову. Рассмотреть, что он моет нож. С длинным лезвием и резиновой рукояткой. Тот самый нож, который мы оставили рядом с его телом на подушке в номере мотеля.

Он оглядывается через плечо и, увидев меня, приветственно улыбается. Хотя в этой улыбке не заметно тепла. Это взгляд, каким одно животное смотрит на другое, чтобы успокоить его, усыпить его бдительность, прежде чем нанести смертельный удар.

Медленно-медленно Джордж Бэрон перемещается, поворачивается. Теперь он стоит, полностью развернувшись лицом и всем телом ко мне. Ноги его по-прежнему в воде. Ее поток уносит прочь обесцвеченные клочья, смытые с лезвия ножа, а брючины моего противника промокли, с них капает.

– Ты спустился сюда только для того, чтобы смыть все это или же чтобы дать мне шанс уехать? – интересуюсь я.

– Никуда ты не уедешь, – отвечает он. – Я вывинтил свечи в твоей машине.

– Я мог бы убежать.

– Далеко бы ты не убежал.

– Там есть еще и твой фургон.

– Ага, – говорит он и достает ключи из кармана. Издевательски трясет ими в воздухе. – Вот так ты бы уехал.

И тут, разом, мне открывается вся полнота его намерений. Она жгучим валом поднимается снизу, от ног. Я начинаю дрожать и не могу остановиться, хоть и пытаюсь. Преследователь видит это. И снова улыбается своей не-улыбкой.

Он вытаскивает одну ногу из воды и ставит ее на берег.

– Откуда у тебя фургон? И почему именно фургон? – спрашиваю я, сознавая, что сейчас лучше говорить хоть что-нибудь, чем молчать.